Цикл пародий на конкурсные произведения участников "2-го открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии - 2013".

Анатолий СТОЛЕТОВ,
лауреат Международного литературного конкурса
"Кубок Мира по русской поэзии - 2013".



ИЗБРАННЫЕ МЕСТА ИЗ ПЕРЕПИСКИ С ДРУЗЬЯМИ

Цикл литературных пародий на произведения участников

"2-го открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии - 2013".

Суп с котом

Духота — как будто летом,
влажно угрожает ливнем,
благовония лениво
расточая по кварталам.

Даже на домах — лепнина
оползает, как сметана.
Липа, вяло процветая,
прогибается от листьев.
....................
Очень хочется потрогать
рыжий мех и лето встретить...
Только жаль, что так немного
тех, кто любит гладить кошек.

Стелла Астрова

*

Если ты проголодался,
даже если это в мае,
собери чуток лепнины
(это будет за сметану),

оборви в зените солнце
(чтоб не жарило, пожарим,
лишь бы не было пожарных),
отожми рукой в перчатке,

а не то прожаришь руку,
и когда на сок от солнца
прибежит шальная кошка,
словно на валерианку,

ты хватай ее за шкирку
и клади скорей в кастрюлю,
но помешивай все время,
чтобы кошка не сбежала.

Так ты сваришь суп из кошки,
суп с котом потом ты сваришь.
Да зови скорее Стеллу.
Ты ведь знаешь, что так мало
тех, кто любит эти блюда.

Божественный гу(г)л

...Что за бред? Возвращаешься в Google, теребишь поисковые службы,
Бесполезные ищешь ответы на "что делать?" и "кто виноват?",
Но страницы ответствуют: Error. Вот и там никому ты не нужен.
Все, что мог, ты, дружище, прощелкал — обращайся к Йцукен в приват.

Борозенцев Л.

*

что горюешь, поэт? интернет отдает в наши руки
нашу клавиатуру, пусть и выглядит это убого.
под божественный гугл, если ты гражданин на Фэйсбуке,
заведи вип-аккаунт - и сразу увидишь Фэйсбога.

правда, этот Фэйсбог принимает к себе после смерти.
и тогда Цукербергу - доход, богу - фэйс, ну, а хакеру - воля.
но его файервол охраняет безжалостный qwerty.
не читай там стихов - не пройдешь у него фэйс-кон-тролля

Срезала

...она вошла в вагон
села напротив
положила на столик
черную мотоциклетную каску
с таким видом
будто это
голова Олоферна...

Нахум Виленкин

*

сел в ее кресло
попросил покороче
она взяла ножницы
с видом Далилы
а позже дома кофе налила...
виной ли тому кофе
но больше
у нас
ничего не вышло...

Вопрос рельефа

Думала – мотив для нехитрой пьески.
Оказалось, музыка – всё вокруг.
Чем сложней и трепетней арабески –
тем неподконтрольней изгибы рук.

Сбой в рисунке пульса – удары тока –
невозможно спрятать в изломах фраз.

...Расцветает лотос в садах Востока –
будто в самый первый
и лучший
раз...

Винокурова А.

*

Если что-то сделать движеньем резким,
это видно будет и за версту.
Чем слабее знал ремесло стамески,
тем неподконтрольней излом статуй.

Сбой в рисунке формы - пальца устали.
А казалось просто - убрать объем.
Если ты испортил рельеф детали,
значит, лучше было бы без нее.

Флейта и немного нервно

Зачем так громко? Ты не станешь опытней,
умней, успешней, перейдя на крик.
Все важные слова приходят шёпотом –
подальше от докучливых интриг.

И лишь одно из них, тебя расплавивших,
вдруг зазвучит, сомненья отшвырнув.

Так пальцы опускаются на клавиши,
с тревогой разрывая тишину.

Винокурова А.

*

зачем так громко? все приходит с опытом.
одежда порождает неглиже.
давай сейчас без крика, только шепотом:
за стенкой вон соседи спят уже.

придется ли за этот опус каяться?
вокруг одни скрипичные ключи.
сегодня ничего не опускается.
играет флейта. только не кричи.

Ленин и Павел

Однажды в зеркале ответит мне старик.
Он улыбнётся грустно и лукаво
И облик мой – каким лекалом
Измерит, словно черновик?

Я – глина в жарких пальцах времени. Сейчас
Итог всей выплавки и не представлю:
Какой из миллионов Павлов
К нему придёт? Какой из нас?

Гуданец П.

*

В Москве, чтоб было веселей,
решил сходить я в мавзолей
назло настырной лени.
Вознагражен я был вдвойне.
И грустно, и лукаво мне
там улыбнулся Ленин.

Он был лекалом всех лекал.
К себе прилечь он привлекал,
хоть это против правил.
И пусть Ильич был исполин,
но я ему не пластилин.
И не Владимир - Павел.

Пусть миллионы нас, не я
пройду отважно сквозь нея -
сквозь выплавку стареньем.
Я - горец, Дункан МаклаУд.
Меня столетья не берут.
Берут стихотворенья.

Со звездою

Когда заснёт ребёнок, а сосед
долбать закончит женщину о стену,
ты выйдешь из подъезда в тапках сменных
прожить моменты, лучше коих нет.

Когда тебя не спрашивал никто
и тишина и в потрохах, и вне их,
и лунный свет врезается, как лемех,
в высотку, в легковушку и в пальто,

ты бомж, и сирота, и нувориш,
и дырка незалатанная в крыше —
и ты себя впервые в жизни слышишь
и сам с собою строго говоришь.

Закирова А.

*

Когда сосед о стену додолбит
свою жену, одень скорей сандали,
не мастер ты с соседями скандалить,
оставь родным поднадоевший быт.

И чтобы стало легче на душе,
изобрази безумие койота
и насладись, как врежется тойота
в девятку, мазератти и порше.

Поговори с собою ни о чем:
о спорте, о погоде, о надоях...
Потом заговоришь ты со звездою,
но та звезда окажется врачом...

Допрос Мальчиша Кибальчиша

Ещё земля безвидна и пуста,
Седая кисть не тронула холста.
Покуда твердь не сотрясёт звонок,
Мир одинок.

Есть только ты и твой глубокий сон,
Дыханьем акварели Пикассо
Хранимый впредь от будней решета...
Потише там!

Засыпкин А.

*

внесет конфеты главный буржуин
и мармелада - тысячу корзин.
но ты - простой советский Кибальчиш,
ты все молчишь.

дыханьем акварели Пикассо
дохнул тот буржуин: «сожрешь ты все,
но тайну нам военную, герой,
а ну, открой!»

потом внесут варенье и бисквит -
да, это пыток самый страшный вид -
и раздраженно бросят: «Ну, Мальчиш!
ты все молчишь!?»

но приведут немедля палача,
узнав, что ты к ним лазил по ночам.
и скажешь ты, от страха оборзев:
«А где безе?»

Прочтя Алексея

Сходя на безжизненный остров,
Скользя в темноту под помостом,
Я буду твердить, как молитву:
«Зато я прочёл Ариосто!»

Засыпкин А.

*

когда, от свободы косея,
платить я начну за ошибки,
я вспомню - есть Леша Засыпкин.
ведь я же читал Алексея!

ненужные вещи отсеяв,
пойду на закат по росе я.
и будет мне словно спасенье -
зато я прочел Алексея.

и на берегу Енисея,
на длинной последней косе я
скажу, прежде чем утопиться -
зато я прочел Алексея.

Чем бог послал

нам бог послал способность удивляться.
я не просил – волненья, то да сё –
а вот послал! – представленные к яйцам,
мы распинаемся, влияем и пасём...

и разбираем до последней буквы,
в балду играя, самое начало –
границу между выпуклым и впуклым,
дабы от удивленья полегчало.

Калиненков О.

*

когда я получил дары данайца,
данайцами раскрытые уже,
то не узнал, чьи были это яйца -
куриные, а может, фаберже.

но вырос я и не играю в куклы.
и провести согласно фабержу
границу между впуклым и выпуклым -
такое облегчение, скажу!

нечеловеческое

человек не похож на цветок
даже если глаза васильковые
даже если смотреть сквозь леток
хоботок в исступленьи высовывая

ещё чуть - и он встанет с колен
поцелует и выронит сорри
человек - не цветок, он вполне
был на них иллюзорен.

Калиненков О.

*

человек не похож на кота,
даже если с хвостом и усами.
поглядите - увидите сами:
человек без хвоста - лепота.

пусть у блюдца стоит босиком,
и топорщится чуткое ухо,
человек - не кошак, это - муха,
и вполне насеком

поэтическое

Рассубмаринились битлы,
Старушки лицами светлы,
Лимон дрейфует не спеша
По чайной речке,
Сметаной обездвижен кот,
Баран - ещё не антрекот,
Во вдохновлённом антраша
К одной овечке.
............
Жужжит в панаме майский жук,
А я в ответ жуку жужжу
А Гессе - в бисер отложу:
Он здесь не в моде.

Качаровская Е.

*

погиб поэт, невольник че...
при чем тут Лермонтов вопче?
но возложили скоро так
венец терновый.
виват терновому венцу.
баран же смотрит на овцу.
хотел смотреть на ворота,
но нету новых.

а буря мглою небо кро...
и потому везде мокро.
жаль Гессе мечет не икру,
а только бисер.
он пишет нам. чего же бо...
а жаба в кружевном жабо
приходит в гости поутру
к домашней крысе.

гнев Ахиллеса ты воспой
перед неграмотной толпой.
и пусть Гомер был и слепой,
но все же древний.
объят рифмованной тоской,
я, обыватель городской,
кончаться буду - ни ногой
в твою деревню.

там лес и дол видений по...
царевна в стареньком кашпо.
но вместо волка там поэт
по лесу рыщет,
он, каплю верности храня,
увидит слабого меня
(а я неправильно одет)
и - на кладбище.

Поэты vs певцы

Среди столиков траттории,
развлекая оплывших фей,
распевает «Аве, Мария»
постаревший больной Орфей.
............

Что же люди? Жуёт упрямо и
равнодушно вокруг народ.
Лишь – съедаема – рыба пряная
Восхищённо открыла рот.

Крофтс Н.

*

Посреди проливного лета,
рядом с входом в простой буфет
вслух читает свои куплеты
престарелый, обрюзгший Фет.

А на рынке - чего скрываться!? -
за голландского сыра клок
декламирует всё "Двенадцать"
поседевший, но бодрый Блок.

А еще покажу куда вам!
Поглядите, вон там, вон там
гнется, бедный, под волкодавом
нестареющий Мандельштам.

Если звуков убрать мозайку,
то услышать они могли б,
как поет в лучших залах "Зайку"
наш болгарский певец Филипп.

Можно бы отвернуться гордо,
но изменишь ли тот атас?
Ведь в Кремлевском дворце в три горла
скачет зайцем Михайлов Стас.

Что же люди? Внимают в залах.
Им стихи слушать не резон.
Однозначно жизнь показала,
что поэтам пришел кобзон.

Изменение лексикона

Перепутав былое с новым,
В снах укроюсь, как будто в роще...
Словоблудом и блудословом -
Знаешь, как-то на свете проще.

Пусть метели давно отпели...
В снах мы, кажется,нелюдимы...
Не весенние ли капели,
Каждый раз, опошляют зимы?

Я пойду в белой шубе летом
Видишь, всякое может статься?!
Все решает, на свете этом,
Изменение интонаций.

Марчук Ирина

*

Перепутав былое с прошлым,
разражусь залихватской песней.
Буду грубым и нагло-пошлым,
потому что так интересней.

Тают быстро сугробы, ажно
все поперло наверх в природе.
А не ма(р)т ли многоэтажный
отношенья облагородил?

Будем петь мы, смеясь, как дети,
хоть такое и нелегко на...
Все решает на этом свете
изменение лексикона.

Бесконечное письмо

...летит дымок и никуда не тает
и длится бесконечный разговор
в котором смерть всего лишь запятая

Миронова Е.

*

апрельский вечер все накрыл как смог
все в этой дымке только чтоб казаться
и длится бесконечное письмо
в котором смерть лишь отступы абзаца

так хочется откуда-то начать
и вырастить ну хоть бы треть початка
и файлы отправляют на печать
в которой жизнь всего лишь опечатка

прогретый воздух развернет нутро
и выльет что зима не сохранила
в раскрытый мир макается перо
в котором я - лишь на пере чернила

загар души сойдет с румяных щек
сменившись на секунду пухом тлена
и пишется на листике стишок
в котором бог - Миронова Елена

Как я пишу стихи

Хитросплетение растений...
На стенах – тени. Хохот стих.
Застенчив, словно неврастеник,
и астеничен новый стих.
............
Свобода воли поневоле
покинет кладбище тоски,
и светлый слог – антоним боли –
пройдёт сквозь терние строки.

Окладников В.

*

Обои в пятнах - словно батик.
(Начну свой стих издалека.)
Пишу стихи я, как астматик.
Все обрывается строка.

Пойду во двор, как алкоголик:
Ну, может, где стакан налит.
Мой стих уже совсем не горек,
но голова еще болит.

Чужие строки я кукую.
Мне б краски белой и - ку-ку.
Ну, где мне нить найти такую
пройти сквозь красную строку!?

Привез из отпуска

Ребята напротив курят и пьют мохито,
и шепчут официантке милые пустяки.
Они привезут на память с собой магниты.
Из нового города я привожу стихи.
............
...Я привожу с собой искренних и настоящих.
Уж ты-то поверь мне, Отче, я им найду приют.

Екатерина Папуга

*

Снова вернусь, прошвырнувшись по разным странам,
Пылью покрывшись, эмоций – на целый клад.
Много чего я видел. Но вот что странно:
Я привезу то, чему я совсем не рад.

Те существа, что приехали в чемодане,
Пьют мой элитный кофе, дымят напролет всю ночь.
Утром приходят и требуют некой дани.
Вычистят все карманы и убегают прочь.

Я им отвел две толстенных, больших тетради.
Там хоть катрен, хоть поэма поместятся только так.
Только теперь не знаю – скажите мне, бога ради! –
Есть у стихов, кроме рифмы, какой-нибудь стыд и такт?

Смотришь на рондо: в нем совести нет ни грамма.
С ним заодно триолеты, терцет, сонет.
Пьяный под утро приходит. С ним эпиграмма.
У эпиграммы, понятно, той совести тоже нет.

Скоро от этих дел я сыграю в ящик.
Нюхают, колются, гадят везде и пьют.
Вроде хотел их искренних и настоящих...
Но ты поверь мне, Отче, я им найду «приют»...

Счастливый ад

Это - не сон... Нет - нет!
Просто ветра гудят...
Это счастливый бред,
это весёлый ад...
Глушат штормов басы
звуки морских дорог -
плеск моих ног босых
слушаешь ты... и Бог...
............
светится изнутри
синей лагуны дно,
входит в таверну Грин,
в чаше горит вино...
Тени ветров чужих,
бродят в моих краях...
Берегом жизнь бежит,
а по волнам – я...

Романова Татьяна

*

Выползу я на свет.
Нет мне пути назад.
Это веселый бред,
Это счастливый ад.

В зеркале – крокодил,
Морда вся – как мешок.
Словно не уходил,
Словно и не пришел.

Выпил один лишь дринк,
Был я вчера весь Ваш.
Вроде бы пил, как Грин,
Нынче же – что алкаш.

Нынче хожу косой,
Шлют меня: я посол.
Встретил вчера Ассоль,
Нынче ищу рассол.

Только все не найду.
Что же вы, люди, так!?
Это ж крутой бодун,
Это ж глухой сушняк.

Выпить ищу давно.
С утра хожу трясусь.
Чашку воды в вино
Мне преврати, Иисус.

Выпью – уймется дрожь:
Жизнь спасена моя.
Ты по волнам пойдешь,
А за тобою – я...

storyoflove

вечерами ждала под дверью, вся обратившись в слух,
ты приходил с дождем, но до нитки сух,
повелитель примозговых эрогенных зон,
доширак – на первое, заливное - жидкий озон
лжи цвета индиго с претензией на эпатаж,
накачать бы как сара бицы, бежать, но 8-й этаж,
айлбибэкбэби грозил, уходя,
рецидивом с тех пор в ушах – шум проливного дождя

Санникова Н.

*

вечерами стоял под дверью, весь обратившись в зов.
мог бы с места в карьер, но всегда начинал с азов.
на Багамы катался, но помнил родной Азов.
говорила обычно «смотри-ка, пришел качок».
про себя же беззвучно бесилась все, мол, а чо к
Веронике своей не поперся совать стручок.
но несла доширак ему. что же потом - молчок...
только слышен бэкграундом розовый стрип-музон.
айлбивэйтинъюхани, как хиггсовый, блин, бозон.
рецидивом в ушах с тех пор депутат Кобзон

Освищение

Это плёнка горит, да и только –
чёрно-белый альбом теребя,
понимаешь: от прошлого торкать
если будет кого, то тебя,

это твой телефон за полушку,
как нога на погоду, визжит,
это жизнь головою в подушку
незнакомкой у стенки лежит...

Свищев М.

*

натощак почитаешь ли Лорку,
или с Лоркой пойдешь в ресторан,
понимаешь: от прошлого торкать,
если будет, то дергай стоп-кран.

отыщи с няней Пушкина кружку
и "Козла" за либидо до дна...
если жизнь - головою в подушку,
в одеяло ногами она.

что могу написать я еще вам?
я могу написать вам еще,
что читал Михаила Свищева,
значит, музой его освищен.

На безымянной высоте

(на мотив мелодии одноименной песни)

Там, на листе горело «завтра»,
Нет, нет, ещё не полыхало,
Ещё писал влюблённый автор
Зимы безумное начало.
............
Ещё строка – сухая ветка,
Четверостишие и... - всполох,
В огонь шкафы и табуретки,
В огонь бумаг забытых ворох,
............
Декабрь ложился белым тальком,
На ладно сшитую ондатру,
На море, город, скалы, гальку...
На тошноту мою и Сартра!

Сешко О.

*

Там на листе горело «завтра»,
Но оставалось полчаса.
И оставался только автор,
Он о зиме стихи писал.
Перо скользило, замирая,
Хрустело что-то под ногой.
Через дыру в двери сарая
Зима глядела на него.

Стихи писал он очень редко.
Но тут – зима и холода.
Кто видел в печке табуретку,
Тот не забудет никогда.
Тот не забудет, как летели
В огонь одежда и дрова.
Рисуя инеем на теле,
Вступала зимушка в права.

Дрожал в замерзших пальцах почерк,
Дрожало стылое нутро.
В огонь последовал листочек,
А за листочком и перо.
В огне сгорели пятьдесят рам
На безымянной высоте
Назло камям, рембам и сартрам,
Назло зиме и тошноте.

Линия жызни

Пахнет дымом и осенью — влажен и грустен июнь,
Но еще не мерцал звездопад и дожди не стучали.
Брось гадать и на линию жизни короткую плюнь,
Потому что и лето, и жизнь бесконечны в начале.

Мы еще не живали, мы лето как жизнь проживем,
Мы с тобою в начале начал, только б вызнать сначала —
На какое число выпадает у нас перелом,
За которым всегда впереди — сколько б ни было — мало?

Соколова Калерия

*

Мне на линию жизни плюнуть смачно да и растереть.
Ну, какое мне дело, она коротка ли, длинна ли!?
Я плевал пять минут, стала сразу короче на треть.
Каково там в начале, уже безразлично в финале.

Чтобы дольше прожить, отсидись в тишине за углом.
Дождевая струя хлещет, будто нещадная розга.
На какое число выпадает у нас перелом,
Если каждый четверг у меня сотрясение мозга?

О чюйстве

...я целую подушек
бесцветные щёки.

Безответность тревожит
во мне каннибала.
Я желаю до дрожи
тебя, одеяло!

Но оно так бесплече,
безруко, бескудро...
Вновь, внезапно как вече,
протикает утро.

Соколова К.

*

Далеко мне за тридцать.
Видел в жизни немало.
Что ж ночами мне снится
инвалид-одеяло?

Так безруко, безного,
безголово, беспопо.
А вчера я немного
его спину заштопал.

О желаньи долдоню
от волненья нелепо,
а подушки ладони
оплеухи мне лепят.

Грудь его до рассвета
тихо трогаю пальцем.
Называю за это
себя неандертальцем.

Одеяльская кожа
складки морщит брезгливо.
После этого что же
подумать могли вы!?

Понимаю вас, хоть
это мне и непросто.
Неприлично восход
протекает на простынь.

Все слова в горле комом -
мое упущенье.
Нет названья такому,
как мое, извращенье.

Вороны и футбол

Погляди – за окошком зима. И над голыми кронами,
над балконами башен, подставивших ветру бока –
растекается воздух – тягучий и полный воронами –
черно-серыми пифиями, фанатками Спартака.

Спарбер Александр

*

Погляди, на экране – футбол. И за всеми экранами
Возле чаш стадионов, чья влага, как пиво, терпка,
Миллионы ворон, что расставили мелкими кранами,
Черно-серыми кликушами, фанатами Спартака.

Да, Спартак – это клуб. Я без смеха скажу тебе, mon ami.
Он, как тот, что в Др. Риме. Но только свисток прозвенит,
И окутают газом вокруг всех газпромы с омонами,
То бросают Спартак эти пифии и болеют уже за Зенит.

Но как только взметнутся они над вокзалов помойками,
От финальной сирены свой гвалт озорной укротив,
Разобьются вороны мобильными птичьими тройками,
Сядут на поезда и болеют за Локомотив.

Знать бы все-таки, кем решено это: Богом, начальником, нами ли, -
Чтоб вороны кричалки кричали, я логику ту потерял.
Только, как ни крути, а ворон тех опять продинамили,
Потому что болеть нужно было опять за мадридский Реал.

И спросила кроха

...И ребенок спросил: что такое трава?"

Спарбер Александр

*

И ребенок спросил: что такое трава.
Только папа не сразу расслышал слова.
Голос сына тонул в сигаретном дыму...
Я и сам, что такое трава, не пойму.
На дорожку присядь, я тебе расскажу,
как волна на бархане качает баржу.
Как смешинки садятся на теплый язык,
как меняются вещи, к которым привык...
Говорят, что однажды, когда свистнет рак
на горе в сильный дождь, будет послан нам знак.
И тогда мы свернем с не такого пути,
только к финишу силы не будет идти.
Те, кто был раньше сыном и сыну отцом,
станут кто-то укропом, а кто - огурцом.
И застынет улыбка в проеме двери.
Но сначала, сынок, покури, покури...

Протитаненное

Я и призрачный город – как матрос и "Титаник",
Мы еще над водою – но утонем вот-вот.
............
Мне с балконов окурки, как ракеты, сигналят.
По-мертвецки раскрыты арки-рты у домов.
............
Утопающий Питер приумолк недовольно,
Не пускает матросов по другим городам.
Я на вахте оставлен перелистывать волны
Да на карты морские клеить пиковых дам.

Сузинь А.

*

где теперь ни живи, все прописки во благо,
только зуд путешествий все равно не унять.
я прошел бы по Минску под андреевским флагом,
чтобы мачты стояли и опять двадцать пять.

мне с балконов окурки кидают за ворот.
чем тебе не культура?! чем тебе не уют?!
но на севере диком, я слышал, есть город,
где листать волны моря за бесплатно дают.

я в Уфе, где живу - как матрос и «Титанка».
поматросить и бросить бы, но без следа.
а вот был бы я в Питере - пошел на Фонтанку
гнать волну и валетом клеить пиковых дам.

Стихофрения

Усталость – пыльная парча,
Плита из мокрого гранита.
Не надо вызывать врача:
Я в январе еще убита.

Пишу стихи, пью чай, хожу
По матовой земле московской,
А как присмотришься – лежу
На облетелом Востряковском.

Не чувствуя ни рук, ни ног,
Тугим клубком свернулась с краю
И деревянный потолок
Во сне локтями подпираю.

Фельдман Е.

*

Уже сигнал подал старпом,
И Джигурда поет мне песни,
А я сижу все за компом
И все пишу стихи, хоть тресни.

Катаю рифмы сгоряча.
И косо смотрят все родные.
Не надо вызывать врача,
Стихи ведь не шизофрения.

Пью чай, пишу, опять пью чай.
Жаль, что вчера допили водку.
Ах, мама, комп не выключай,
У вдохновенья миг короткий!

От клавиш мокрых оторвусь,
Пойду куда-нибудь прилягу.
Что, пробки выбило? И пусть!
Возьму свечу, перо, бумагу.

Не чувствую ни рук, ни ног.
Пишу, чем дальше, тем длиннее.
Как жаль, я знать никак не мог,
Что все стихи пишу во сне я.

500 червяков и 8000 улиток

Восемнадцать драконов летели на юг косяком,
Восемнадцать принцесс танцевали фокстрот босиком,
Но с тех пор, моя радость, прошло восемнадцать веков,
Так что спи, не жалей ни о ком.

И седьмой из драконов был бел, как вершина горы,
А седьмая принцесса ложилась, не сняв кобуры,
Эти двое в лихую годину тушили костры,
Пили ром и спасали миры.

А потом расставались, и он, улетая к заре,
Вспоминал их победы и будни, богов и царей.
Он сказал бы, что любит ее, но пока не созрел.
Вот и все. Засыпай поскорей.

Хагверди А.

*

Взапуски к тихой речке тащились пятьсот червяков,
Восемь тысяч улиток сползлись - их табун был таков,
Без команды «на старт», без шиповок, судейских свистков.
Так что спи и забудь про альков.

И десятый червяк был могуч, как Валуев-боксер,
А вторая улитка ракушку таскала и все.
Эти двое – такие, что парочке Питт и Джоли
Фору сильную дать бы могли.

Но пришли Шварценеггер Арнольд и Уиллис, что Брюс.
Червяку и улитке такое, конечно, не плюс.
Только кто там кого раздавил в драке, словно соплю?
Спи, малыш. Я не сплю, я боюсь.

Писать как Черсков

Трудно привыкнуть быть
чистым
пустым
листом,
Белым наброском нейтрального полотна.
Ночь, что была мне подругой уже лет сто,
Стала со мною неласкова,
Холодна.

Небо плюётся белым, но это не снег -
Это моя ненавистная одиночь.
За руки взявшись за мною идут след в след
Дети мои нерождённые -
Сын и дочь.

Сделай меня разноцветным, теки сюда,
Рыжая девушка, памятником не стой.
Это не сложно, не только огонь - вода
Пишет на том, кто был
чистым
пустым
листом.

Черсков С.

*

Трудно привыкнуть писать как Сергей Черсков.
Гением сразу себя так вот и сочтешь,
сам ведь не сыщешь под утро своих носков
или на кухне на пальцы опустишь нож.

Строчку пишу за строчкой, но то не стих.
Прямо хоть сразу колпак шутовской надень.
Крутится, вертится карма в словах пустых.
Это мой наступающий дребедень.

В зеркало глянешь - да ведь не колпак надет.
Смысл шаманишь, а он взял и был таков.
Вроде не сложно. Не только Черсков - поэт.
Только поди напиши, как Сергей Черсков...

Техника плевка

Два дня тебя не видел, и броня
Обычных слов колышется от стужи.
Внутри виолончельная струна
Звучит мощнее, чем могла б снаружи.

По тротуарам плещется волна
Безлюдья. В потускневшем кинозале
Мерцает чёрно-белая стена,
Двухмерное подобие вокзала.

Там светотени резкие плевки
В лицо, в лицо мне... Техника наплыва
Сперва приподнимает за грудки,
А после в кресло вдавливает силой.

В ушах внезапно встрепенется пульс –
Хлопками растревоженная птица.
Рукою от экрана заслонюсь,
Чтобы глаза успели прослезиться...

Шерб М.

*

Вчера надев из слов своих броню -
Броня крепка, как склоны чешских Татр -
Два дня тебя без устали браню,
Что не пошла со мной в кинотеатр.

Металась в стенах черная икра
Несносного вечернего безлюдья,
Я, как на дот, бросался на экран
Бронированной кожаною грудью.

А тот во тьме технично наплывал
И титрами мне метил в глаз, как пальцем,
И мне в лицо все кадрами плевал,
И за грудки схватить меня пытался.

Но ведь не зря на мне с утра броня-с.
И я, когда пошло в атаку порно,
Рукою от экрана заслонясь,
Плевал в ответ кусочками попкорна.

Как жаль, в фойе не продавали пуль-с.
Заказ оформить разве что с посыльным...
Но сразу в пятках встрепенулся пульс.
И тут уже броня была бессильна...

Дети кукурузы - 100

...Старый подсолнух сухой головой на ветру кивал,
Сказочный лес кукурузы дрожал, шурша,
Я с кукурузных початков шершавое платье рвал,
Острым ножом подсолнуху делал «секир-башка».

Поезда змей прополз, сизой гарью навзрыд дыша,
Полый, стежками окон насквозь прошит.
Грустно скрипели початки в тугих мешках.
Падала шелуха с пухлых губ твоих.

Строго и холодно нам из ведра улыбалась вода.
Синее масло неба резали провода...

Шерб Михаэль

*

Выпив для храбрости крепкий, как мат, боржом,
Выйду я трезвый в родные страны поля
Резать подсолнухи старым тупым ножом
И кукурузы початочки заголять.

Дождь испугался, и травка пустилась в пляс.
В строй кукурузы вошел я, как страшный сон.
Старый подсолнух своей головою тряс,
Словно вчера постиг его Паркинсон.

Вот я готов уже делать «секир-башка».
Поле волнуется, страхом своим пленя.
Только, похоже, с ножом я хватил лишка:
Эти початки напали вдруг на меня.

Табором целым устроили мне мангал:
Хлещут по пальцам, хоть руки не вынимай,
Грустно синел под глазом моим фингал.
Резво бежал я с поля, как хан Мамай.

Думал я, что, наконец-то, от них утек.
Долго по парку свой ужас и боль таскал...
А надо мною - неба глухой сачок,
А из ведра, если глянуть - воды оскал.

Томик стихов

У электричек на вокзале
В субботу около восьми
Бездомный с ясными глазами
Мне шоколад совал: "Возьми".
............
Она сверкала вроде слитка
Среди житейского гнилья –
Его надтреснутая плитка
Ценою в тридцать два рубля.

Пальто обтёрханное в складку,
На левой кисти купола...
Бомж предлагал мне шоколадку
На Белорусском. Я взяла.

Ширимова Е.

*

Не помню, в Минске ли, в Уфе ли,
под звук рокочущей струи
поэт, богатый, как Рокфеллер,
стихи мне предлагал свои.

Чужды его штанам Cavalli,
как литургии черт с хвостом,
его ладони подавали
мне небольшой, но толстый том.

Пуская дым у кадиллака
от дорогущих сигарет,
он пил Smirnoff и много плакал,
что вдохновенья больше нет,

что нефтяной накрылся бизнес,
а у него своя семья
его встречает с укоризной,
и тут ему попался я,

как Архитектор Мирозданья.
И с выжидающим смешком
он мне протягивал изданье,
как шапку бомж за медяком.

Народ тек мимо, глядя хмуро
на то, как он стихи читал,
ведь тем «зефирам» и «амурам»
Земфиру люд предпочитал.

И, скрючен на исходе дня весь,
как предлагая анашу,
он повторял мне, извиняясь:
«Я под Ширимову пишу».

И он просил лишь две монеты
ладонью жилистой руки
за декадентские сонеты
длиною в тридцать две строки.

Он предлагал мне троекратно
домчать, как ветер, на вокзал
за то, чтоб я забрал бесплатно
его стихи. Но я не взял.

*

Почитать "Парашутки" Анатолия Столетова,
написанные на конкурсные произведения
"Кубка Мира - 2012" можно - здесь.

Улыбнитесь!