* * *

Я иду по Амстердаму.
Смотрит солнце с высоты,
как, теряя мартограммы,
женихаются коты,
как маляр огромной кистью
на кирпичный дом налёг.
Я поймал себя на мысли –
Бог мой! – вылитый Ван Гог!

Колорит щекочет нервы:
слева – церковь, справа – лядь
предлагает мне за евры
в полдень звёзды показать.
У неё корма такая,
что не снилась кораблю!
Отвечаю ей, икая –
циг-гель, циг-гель, ай-люлю.

В кофешопе бармен в профиль
схожий с чихуахуа
предложил мне вместо кофе
покурить марихуа...
Я лечу над Амстердамом:
Амстел узок и широк,
сверху – ангел, снизу – бармен,
ухмыляясь, чешет рог.

* * *

В Кёкенхове в одно из безоблачных утр,
словно йолы, быстры и легки
по тюльпанным озёрам бесшумно плывут
мотыльки, мотыльки, мотыльки.

Рты раскрыли туристы в цветочном раю,
по-стрекозьи тараща глаза,
и лихой шарлатан, наплевав на статью,
двух зевак на крючок нанизал.

По аллеям катаются люди в саду,
оседлав двухколёсных коней,
а на ветке высокой терзает дуду
соловей, соловей, соловей.

Вижу: мельница крыльями машет ветрам
и отважно в пространство глядит,
будто вызов бросает: эй, ты, Амстердам,
не родил донкихотов, поди!

Опрокинув в глубокие недра свои
эйфорию, прилёг под платан.
И шептали, сбегаясь в мой сон муравьи, –
лепота, лепота, лепота!

* * *

...ещё вдыхаешь жизнь, разинув пасть,
квартал, побитый плесенью и временем.
И, чтоб однажды в реку не упасть,
мечтаешь новостроем забеременеть.
Твои дома с глазищами фантош
в десятки тысяч свай упёрлись пятками.
Когда-нибудь ты в небо прорастёшь,
ломая тучи крышами покатыми.
А я по ним, в нательный крест одет,
пойду, стуча клюкой, как бабы спицами,
смотреть, как свили гнёзда на воде
баркасы с человеческими лицами,
как "велики", укрытые водой,
врачуют илом приступы коррозии,
как я, на удивление живой,
пью вечность, словно сладкий сок берёзовый...