устанешь
скребётся под вечер
сверчковая в доме душа
ложится на хрупкие плечи
льняным полотенцем шурша
холодная тьма
еле слышно
её причитания и
ты думаешь
это под крышей
читают псалтырь сизари
свечу зажигаешь и смотришь
вот медленной тенью парит
в беззвучности
ангельский отрок
над книгой печальных молитв
и ходят под ним половицы
раскрыв удивлённые рты
но тихо поют голубицы
ресницами веки прикрыв

ты просишь господа
– прости
меня пропащего адама
песок роняя из горсти
но до сих пор твердишь упрямо
о том что не был виноват
ни каин твой ни кроткий авель
как сладок чорный виноград
и плоть его слатима
плавен
исход последних облаков
на плаху
покрестясь, окрысясь
воззвавший к ангелам готов
отдать на откуп сотни тысяч
за двух любимых
если счёл
– гори оно любую вечность
а ева моет в доме пол
где наследил по-человечьи
глас божий веселящий дух
(всесилен звук взращённый даром)
в соседней келье свет потух
и вышли боком санитары

немилосердная зима
стучал мороз в литые ставни
суразный бог дома оставил
не возжелавших петли смажь
был выжжен рот и было жертв
неисчислимо многословно
на горб скамьи упала ровной
снегами войлочная смерть