Несказка в алых тонах

Что скажешь, сказочник, — извечное «...писах»?
Твоё сказанье светит, да не греет.
Уже всё небо в алых парусах,
Каперна — в Грэях.

В таверне, выпросив в кредит ячменный эль,
Гуляет матросня и скалит фиксы,
Не устаёт пророчествовать эгль
Японо-финский,

Сюжеты сказок царь-гороховых времён
В-душе-поэт укладывает в дольник.
Суда навечно встали на ремонт
В сухие доки,

Волна твердит песку: аз соль, аз соль, аз соль…
К ней солнце опускает аппарели,
Но вместо шёлка алых парусов
Тела на реях.

Послушай, сказочник, смущать людей бросай,
Видала эглей старая Каперна.
Ты учишь красить кровью паруса?
Так ты не первый.

Несказка о птичке

Старый невод, чинен-перечинен,
Бросили в небесную пучину —
Сдвинулось встревоженное небо.
Вытянули свесившийся невод,
В неводе пичуга золотая —
Выпустили, пусть себе летает
Недолеток, недоросль птичий,
Не до дичи нынче, не до дичи —
Давит небо согнутую шею,
В неводе остатки серой шерсти,
Клочья пены, злобное рычанье,
Вопли взбаламутившихся чаек,
Всхлипыванья, всхрапыванья, свисты —
Всё перемешалось, перевилось,
Воздух междометьями пронизан,
Небо опускается всё ниже.
Запахи божественного тленья…
На колени, братцы, на колени!
И ползком, пока не придавило.
Где-то топоры лежат да вилы —
Пригодятся небо продырявить.
Сколько раз дырявили, всё зря ведь,
Зарастает, словно на собаке.
Давят перекрытия и балки,
Сбиты мысли в воющую стаю.

Вдруг вспорхнула птаха золотая,
Отряхнула встрёпанные перья,
Хвостиком махнула и запела,
Умолила небо, упросила
Смиловаться.
Выпрямились спины,
Слёзные повыветрились лужи,
Жизнь пошла как прежде, даже лучше.
Сообща, всем миром, залатали
Старый невод — где там золотая?..

Несказка о селяви

Бог по ветру развеян —
такое селяви,
на кой нам чёрт о вере,
надежде и любви,

о мудрости-софии,
что, дочек подбодрив,
при факельных софитах
считала: раз, два, три,

и головы катились,
молитвенно шепча,
с дощатого настила
под ноги палачам.

Тепло, светло и сухо,
вовсю идут дела,
и мудрость — вот ведь сука! —
молчанье родила.