Живет в Москве (Россия). О себе: "Жить ещё не устал. :)"
* * *
Любите живопись, поэты!
Лишь ей, единственной, дано
Души изменчивой приметы
Переносить на полотно.
Николай Заболоцкий
Поэт, сидящий за экраном,
Как незавидна жизнь твоя –
Клавиатура бытия
Её наполнила обманом:
Конечно, десять шустрых пальцев
Быстрей, чем резвое перо,
А то, что вышло не острó,
Поправить тоже не хитрó;
Но жалко всё-таки страдальцев,
Презревших, Музе вопреки,
В водовороте ускоренья
Всю радость плавного движенья
И прелесть медленной строки.
А вот блокнот – он придаёт
Целенаправленность поэту:
Бумага кремового цвета,
Ляссе, тиснёный переплёт;
Ложится медленно и плавно
В блокноте каждая строка,
Здесь все слова – наверняка
И буквой, выписанной явно,
Горда уставшая рука.
И если вам не всё равно,
Писать ли в Вечность, или в Лету,
Любите р у к о п и с ь, поэты!
Лишь ей, единственной, дано.
* * *
Наши музы не входят в число девяти,
Их дождаться непросто, и трудно найти,
И немногим они освещают пути,
И безрадостен с ними союз;
Но однажды, застыв над внезапной строкой,
Вдруг почувствуешь зов, как гудок заводской,
Как туманный призыв, как касанье рукой
Безымянных Задумчивых муз.
В их прозрачных глазах – мировая печаль,
Поцелуи на вкус – словно горький миндаль,
Не прохладный зефир, а жестокий мистраль
Пробирает тебя до костей,
И, как Томас-рифмач, ты закрыт для людей
И не властен над странной строкою своей –
Ты уловлен в тенёта задумчивых фей
И иных не желаешь гостей.
За квадригою Феба теснится толпа:
Но Урания без телескопа слепа,
Мельпомена – кривляка, Эрато – глупа,
А Клио никому не верна;
У задумчивых муз всё заметно не так:
Их движения – словно таинственный знак,
Наготу их скрывает от нас полумрак,
И неведомы их имена.
Непонятная хмарь как-то сходит на нет –
Вот рассеялся мрак, и наладился свет,
И с Парнаса донёсся весёлый привет,
И с души вроде сдвинулся груз,
И повеял зефир, потный лоб освежив;
Но, увидев, как мир окружающий лжив;
Ты глаза закрываешь и ждёшь, еле жив,
Возвращенья задумчивых муз.
* * *
Не любую мысль, что хранилась в шкафу,
Можно вставить в онегинскую строфу,
Обтесать ей левый и правый бок
И вложить в четырнадцать строк;
Но в поэзии много различных строф –
Выбирай себе формы любых сортов,
А когда тебе есть чем людей увлечь,
Можно строфикой пренебречь.
Хорошо рифмуется слово "кровать",
Но не всё можно правильно зарифмовать,
И порой созвучие к слову "любовь"
Невозможно придумать вновь;
Пусть лукавая рифма зайти не смогла –
Ни к чему биться лбом о панель стола:
Если смысла довольно в словах твоих,
То и белый стих – тоже стих.
А когда для тех слов, что хотел донести,
Не хватает традиционных пяти
Хорошо известных размеров стиха –
В этом, в общем-то, нет греха:
Оглянись вокруг и отыщешь свой путь,
Скажем, дольник – кто вправе тебя упрекнуть?
А когда текст осмыслен, а не лытдыбр –
Подойдёт и верлибр.
Настоящий поэт – как хозяин и мэтр –
Подчинит себе строфы, и рифмы и метр,
Но способен всем этим пренебрегать,
Если есть ему что сказать;
Но когда ахинею несёшь и бред –
Назовись как угодно, но не поэт,
Что с того, что чеканна твоя строка,
Коль идея мелка?
