* * *

мне тяжело и солоно принять

над млеющим покоем сенокосным

мир целен так, что образ не разъять

на эхо сосен в заводи и сосны

и неделимо плоть от плоти я

к моменту обступившему причастен

осознавая краткость бытия

мучительно испытываю счастье

и страх от невозможности продлить

симметрию секунд быстротекущих

почувствовав как тесно запах слит

травы уже засохнувшей с живущей

Август четырнадцатого года

Встревожишься ни ветра ни дождя,

а это сад заросший многорукий

из пригоршней вытряхивает звуки,

деревья их полным-полно плодят.

Меж ними старикан в халате бродит,

но даже многоопытный туман

теперь не уврачует синих ран,

прорвавшихся нарывов жёлтой плоти.

Насколько же зловеще время слив:

и скрипы, и щелчки, и хрусты сада -

пророчество недальней канонады,

которое стволы произнесли.

Бушмен

Она давно поблизости точь-в-точь

саванная невидимая львица

охотничье кольцо сужает ночь,

а к самому огню идти боится.

Раскинуто на сто веков кругом

ничем не заслонённое раздолье.

Бесхитростный бушмен сидит молчком

и пышущие жаром злит уголья.

И глядя как летят вперегонки,

покуда дотлевая не исчезнут,

костёрные бессчётно огоньки

вопросом задаётся, а что если

во всякой оторвавшейся искре,

светящейся в безвременье кромешном,

живёт воспоминанье о костре

за горизонтом вечности сгоревшем?