Владимир ГУТКОВСКИЙ и Вадим ГЕРМАН. Кубок Мира - 2015. "АНАЛИЗ-ПРОГНОЗ". 1/16 финала. Часть вторая

Под токованье птицам отдан сад,
но силу тока не назвать в амперах.
Пуская за разрядом вновь разряд,
искрит гортань, оправленная в перья.
Рукоплеща без устали, с утра
звенит бузинник, музыкой пронизан,
орешника пульсирует кора,
внимает дом, вибрируя карнизом.

Колоратур и трелей череда –
куда там окарине и гобою –
свиваются над крепостью гнезда,
короне уподобившись; любое
гнездо – отчасти нимб, венец, кольцо
из тёрна с дёрном, символ постоянства.
На дне его покоится яйцо
округлой оккупацией пространства.

Под замкнутой сферической кривой,
слабей луча и звука невесомей,
колышется и спит под скорлупой
одна из самых странных анатомий.
В укромном уголке, где все углы
закруглены, лежит и дремлет, зрея,
не смерть кощея на конце иглы,
но маленькая певчая трахея.

И как постичь, что этот сонный плод,
набор сырья: желток, белок, канатик, –
немногим позже бойко запоёт,
вспорхнув на клён в какой-нибудь канаде,
что вызреет таинственная связь
меж вязкостью и связками, сквозь стенку
проклюнется, взлетит, оборотясь
миниатюрной кузницей акцентов:

мембрана, наковальня, язычок,
удары молоточка, блеск и россыпь.
И если он когда-то на плечо
доверчиво присядет и попросит
за чик-чирик в туннеле декабря,
подай ему, – всего-то крошки грошик.
Пусть свищет вечно, воздух серебря,
пернатый бессеребренник-художник.

Блажен, кто подаянье близ фрамуг
смиренно собирает на кормушках,
отдаривая музыкой, кто звук
даёт увидеть в росписях воздушных.
Им всем завещан заповедный сад,
а в нём, как шёлком, щёлканьем расшитом,
щеглы порхают, иволги царят
и зёрнышками хлебников рассыпан.

Вот так любая жизнь идёт на спад:
Сначала дождь заносят в чёрный список,
Разливы луж, облизывавших скат
Велосипеда, что оставил брат,
Дымы костров мальчишеских искристых...

Подольше прочего волнует снег,
Покуда резь не сдавит роговицы,
И держит равновесье человек
На наледи осклизлой и ребристой,
И лыж не позабыт бодрящий бег...

И есть на дальнем склоне года день,
Обычаем отмеченный весёлым, –
Двух цифр отнюдь не будничная чернь,
К календам красным крайняя ступень
Под инеем, в слезах смолистых ёлок.

И надо же такому, что и он,
Летящий в детство баловень восторга,
С каких-то пор – не более чем звон
Пустой и громкий, дорогого торга
Обёрнутый в рекламу эталон.

Другого нет в природе декабря,
Но календарь придумали не боги, –
Нарежь на строфы листья букваря,
Наборы чисел инсталлируй в слоги, –
В календослов, иначе говоря,

И по нему живи, одну лишь речь
Простую и высокую приемли,
Дни помечай зарубинами встреч,
Пока течёт тепло с пологих плеч;
Запоминай, чем дышат эти земли.

А тридцать первое – оно с тобой:
Прошедшее не умалится сущим.
Ложатся густо краски – слой на слой,
Но старец под морщинистой корой
Всё ж обернётся мальчиком бегущим.

Общая характеристика

На первом этапе я так оценивал конкурирующие произведения.

«Конечно, трудно анализировать такой объемный и тщательно продуманный и выписанный текст. По существу. Проще отделаться чем-то необязательным.

Так помимо уже упомянутых гигантов образной мысли и отцов русской поэзии Мандельштама и Заболоцкого здесь в финале и явный Кабанов «…где яростно живется на Хлебникове и воде…».

Текст написан автором для себя. И для конкурса. И, возможно, для ТОПа…».

Поставил недрогнувшей рукой два плюса.

У Жюри текст в первой половине списка, но не очень высоко.

«Здравствуй, здравствуй, Новый год! 31-го декабря мы с друзьями ходим в баню.

А что! Главное создать традицию. И следовать ей. И за ней…».

Плюсом не отметил.

По мнению Жюри текст делит почетное последнее место.

Конечно, соперничающие тексты о разном и по-разному.

Но их ритмическая схожесть могла бы подвигнуть на конструирование еще одного микста.

Но ограничусь только несколькими строчками.

Под токованье птицам отдан сад
звенит бузинник, музыкой пронизан.

Вот так любая жизнь идёт на спад:
внимает дом, вибрируя карнизом.

К делу.

Постараюсь не поддаваться возникшей в обсуждении модной тенденции анализировать текст, скорее фантазийно, чем сущностно. Списывая это на глубокое проникновение.

(Но, признаюсь, не поддаться обаянию такого подхода просто невозможно. Поэтому позволю себе в соответствующих местах и в скобках приводить альтернативные версии в подобном же духе.).

Прежде всего, безотносительно к его содержанию этот текст чрезвычайно эмоционален. Он и сам как та гортань, которая искрит в попытке выразить всю полноту передаваемых чувств. Отсюда и его пышная выразительность, и некоторая сумбурность, и неиссякающая многословность. Все это не столько его достоинства, сколько неизбежные признаки всепоглощающего увлечения темой. Это действительно токованье глухаря, который ничего не слышит кроме своей песни. Но если отдельные образы и выглядят несколько надуманно, то придираться к ним не хочется. Как и иллюстрировать это соответствующими цитатами. Все искупает энергия стиха.

А недостатки и спорные места в тексте, конечно, присутствуют. Да как им не быть в тексте такого объема. Которому большая концентрированность, наверное, не помешала бы.

Финал же я считаю очень достойным.

(Альтернативная версия.

Весь богатый антураж этого текста говорит о том, что он представляет собой себя развернутую аллегорию того, что «тяжела и неказиста жизнь поэта, как артиста». Весь его мучительный творческий путь, поиски и метания и, наконец, окончательное обретение поэтической истины, что «звук даёт увидеть в росписях воздушных». И даже «набор сырья: желток, белок, канатик» это образное запечатление процесса материализации стихов при помощи чернил («желток», ну да, любимого желтого цвета) на бумагу («белок») ручкой (связующий «канатик»). И конечно же, это рассказ о тяжелом материальном положении творца: «Блажен, кто подаянье близ фрамуг смиренно собирает на кормушках». И воистину благославенен тот, кто подаст поэту «крошки грошик». Или даже одарит «зёрнышками» бифштекса с кровью.

Да и обозревателей неплохо бы подкормить).

Этот текст несколько короче, чем предыдущий, но не так уж мал. И, по-моему, разогревается до нужного градуса уже по ходу и ближе к концу.

В каждой из начальных трех строф находились моменты, которые вынуждали меня «скривить чело». Так в зачине рифма «список - искристых» выглядит очень уж приблизительно. Далее то, как «разливы луж» могут занести «в черный список» дождь, я плохо понимаю. Скорее, между этими двумя субстанциями связь прямо обратная, непосредственная и близко родственная. Точно также не представляю, как то же самое могут сделать «дымы костров мальчишеских». Как бы дождь в свою очередь не занес эти костры с их дымами. В «черный список».

Во второй строфе (помимо прочего) меня резануло выражение «Подольше прочего волнует снег». На мой взгляд, определение «подольше» здесь явно неуместно.

В третьй – вызвали сомнения обороты «на дальнем склоне», «Обычаем отмеченный весёлым», «будничная чернь».

И только в четырех последних строфах начинается внятный разговор по теме, обозначенной в названии. Правда, и здесь далеко не все безупречно. «Зарубины встреч» или «Запоминай, чем дышат эти земли». Словечко «зарубины» совсем уж неулюжее. Для меня. И с чего это земли во мнножественном числе?

Неровный во многих отношениях текст.

(Альтернативная версия.

Если вдуматься и разобраться, то «31 декабря» это символ молитвы, призванной очистить душу и возвысить дух. Конечно же, молитвы языческой и потому поначалу немного корявой. Но путь намечен и по мере его прохождения текст становится все более правильным и соответствующим. И нет никакого сомнения, что желанная цель будет достигнута. И воздастся по вере, и свершится чудесное преображение «старец под морщинистой корой всё ж обернётся мальчиком бегущим»).

Слово против слова

«…звенит бузинник, музыкой пронизан…»

«Колоратур и трелей череда –
… свиваются над крепостью гнезда,
короне уподобившись…»

«…колышется и спит под скорлупой
одна из самых странных анатомий…»

«…не смерть кощея на конце иглы,
но маленькая певчая трахея…»

«…проклюнется, взлетит, оборотясь
миниатюрной кузницей акцентов…»

«Пусть свищет вечно, воздух серебря,
пернатый бессеребренник-художник…»

«Им всем завещан заповедный сад,
а в нём, как шёлком, щёлканьем расшитом,
щеглы порхают, иволги царят
и зёрнышками хлебников рассыпан…»

«Вот так любая жизнь идёт на спад…»

«И надо же такому, что и он,
Летящий в детство баловень восторга…»

«Нарежь на строфы листья букваря,
Наборы чисел инсталлируй в слоги, –
В календослов, иначе говоря…»

«И по нему живи, одну лишь речь
Простую и высокую приемли…»

«Но старец под морщинистой корой
Всё ж обернётся мальчиком бегущим…»

Соперничество практически на равных.

Мои симпатии

Мои симпатии разделились в соотношении:

65 на 35

Мой прогноз

В пользу "Под токованье птицам отдан сад" в той же пропорции:

65 на 35

11 пара
Обозревает Вадим Герман

Конкурсное произведение 285. "Маленький человек"
Конкурсное произведение 34. "Алтари"

Первый текст, "Маленький человек"

Перечитывал стихотворение, и не отпускало ощущение какой-то двойственности, неправильности…

«И, качая головой,
Надевает шар земной…»

Маленький человек, из тех, кого, согласно теории больших чисел, «в общую осыпь»(с) ? Или, все-таки, большой – «гражданин Вселенной»? "Остановите Землю, я сойду!"(с)…Множество аллюзий в этом тексте. Нет в нем трагедии «маленького человека», герой не огорчается своей «малости», для него это способ выжить. Исчезнуть из «всемирной паутины», в которой - какая ирония! – сами, добровольно завязли большинство живущих на планете, уйти от «всевидящего глаза»(с), стать свободным… Как-то близко это добровольному отшельничеству. Но вот, на память приходит легенда Цвейга «Глаза извечного брата»… Можно, конечно, «строить коммунизм в одной отдельно взятой семье», можно спрятаться от всего мира, но вот, спасет ли этот принятия решений, спасет ли это от множества моральных дилемм? Мне кажется, автор ответил: «Между прочим, кончился дождь. И как раз четверг». От окружающего мира не убежать, нет на карте страны «Никогда-никогда», не спрятаться и в «матрешечную структуру необщих родин»…Что остается? Иронизировать над такими же, только «пожирней», над теми, кто бегут от общей судьбы, от «закона больших чисел»…Призыв «уйти в леса» для 21 века звучит смешно и безнадежно. Остается только внутренняя свобода, но она подразумевает ответственность. Ответственность за все происходящее и в малой стане, и в стране большой. Но для этого, прежде всего, надо вырасти, превратиться из «маленького человека» в «гражданина Вселенной», быть в ответе за вселенную, да что там, для начала, не прятаться… И хотя бы что-то делать.

Второй текст, "Алтари"

Опять, двойственное чувство…очень мелодично, очень….тепло, что ли, но в тот же момент, есть некоторые места, которые смущают.

«Жизнь остаётся записью в дневнике –
Если ты вёл дневник, разгильдяй и лодырь.
Жизнь остаётся оттиском на песке.
Лижут песок, на берег вползая, годы
И намывают – только бери, бери! –
Осени ранней тёплые янтари.»

Да, если не вел дневник – разгильдяй и лодырь…А как же

«Быть знаменитым некрасиво.

Не это подымает ввысь.

Не надо заводить архива,

Над рукописями трястись.» (с) ?

Ладно, будем считать, что вести дневник, это уже почти обязанность…(смайлик). …Годы, волнами вползая на песок, стирают оттиски жизни, следы, которые мы оставляем, и намывают «Осени ранней тёплые янтари». Янтарь, в моем понимании, это замершее мгновение жизни, наши воспоминания, ставшие теплым камнем. Получается, то, что мы делаем в нашей жизни, стирают волны времени, оставляя только воспоминания. Красивый, но немного пессимистичный образ, тем более, что осень, осень жизни – ранняя(«Осени ранней»).

Вторая строфа, такая же красивая и печальная, у меня вызвала только самые теплые ощущения, но вот третья…Жизнь – оттиск на песке, жизнь – лист между страниц книги, жизнь – куртка в твоем шкафу…если вдуматься, то можно представить себе, что куртка – образ тела, сменного для души. В карманах куртки – мелочь, билеты, чеки, а по сути – те же воспоминания. Здорово. Но вот последние две строки…

«Чушь, понимаю. Глупость? – не говори.
Мелочи... Мелочи? – Боже мой, алтари...»

На «алтарях» я споткнулся. Ну, побейте меня тапками, алтарь для меня – либо жертвенник, либо возвышение в храме. Никак не могу соединить, принять для себя эти строки. Замечательное стихотворение, живое, но вот «алтари»…Не мой образ.

Однако, при этом, в паре №11, я, после долгого раздумья, отдаю свои симпатии именно стихотворению "Алтари". Мой прогноз: 55/65

12 пара
Обозревает Владимир Гутковский

Конкурсное произведение 60. "Артефакт"
Конкурсное произведение 123. "Проще"

Тексты.

...и нашёл Ваня во поле артефакт,
то ли хрен-разберёшь, то ли чёрт-те-чё,
вроде камень как камень, тяжёл, покат,
вроде чёрен снаружи, снутри – печёт.

Он, согревшись теплом, воротился в дом,
стал тот камень чудной так и сяк вертеть.
Почесавши в затылке, постиг с трудом:
жизнь – внутри у него, а снаружи – смерть.

Он тот камень пытал топором-пилой
(а ему говорили: «Семь раз отмерь!»)
поливал самогоном, крутил юлой.
Жизнь – внутри у него, а снаружи – смерть.

Он потом попытался его продать,
но не греет других, в их руках – как лёд.
Для него предназначен судьбой, видать,
посторонних не трогает, не берёт.

А когда за Ванюшей пришла она,
в балахоне, как водится, и с косой,
он, взяв камешек, выпрыгнул из окна
и поплёлся за ней по росе босой.

Страх ко страху, вестимо, ко праху прах,
что ж теперь голосить, поносить судьбу.
Положили тот камень в его ногах –
так ему и поныне тепло в гробу.

Что, казалось бы, может быть проще –
существуй, наслаждайся, живи,
выйди вечером в ближнюю рощу
и мгновения правды лови,
от которой в последние годы
за дверьми и замками отвык.
Убедись, что пока у природы
звукофайлом не вырван язык,
проследи не на глади кристалла,
а на зеркале сонной воды,
как пролётная стая пыталась
склюнуть зёрнышко первой звезды.
Пусть напомнит стремнина речная
суматошного времени ход,
не грусти, что вода утекает –
слава Богу, что просто течёт.
Не ищи аналогий с могилой
в каждой встреченной ямке крота,
тронь ладонью – земля не остыла,
значит, будет грибница густа,
и до первого инея смогут
прорывать толщу листьев грибы...

Не проси у Всевышнего много,
коль дозволено главное – быть.
И, казалось бы, что ещё проще,
если мысли от скверны чисты?
Только сердце по-прежнему ропщет
от такой неземной простоты.

Общая характеристика

На первом этапе я так оценивал конкурирующие произведения.

«Впечатляющий сказ. Сам по себе. Без отсылок и уподоблений.

Не могу не отметить…».

Один плюс от меня получил.

Жюри не слишком высоко оценило этот текст, но он все попал в вернюю половину списка.

«Как нужны такие стихи, противостоящие душевному хаосу и распаду. Простые и очевидные истины могут заключать в себе нотки высшей гармонии. Обладание зоркой наблюдательностью, как правило, приводит к умению выразить увиденное вкратко и весомо: «…земля не остыла,
значит, будет грибница густа…».

А вот в финальных строчках «…сердце по-прежнему ропщет от такой неземной простоты…» проскальзывает еще и такое плодотворное сомнение и смятение. Все-таки «ропщет», всегда «ропщет»…».

Полноценный плюс от меня.

У этого текста оценки Жюри еще ниже. Но, в принципе, он ненамного отстал от своего конкурента.

В нашей жизни таких артефактов полным-полно. Нужно только под ноги смотреть. И, наткнувшись, не проходить мимо. ЛГ это удалось, за что он был вознагражден и «… согревшись теплом, воротился в дом…». А дальше не просто фиксация наглядных, очевидных и объективных свойств предмета: «…вроде камень как камень, тяжёл, покат, вроде чёрен снаружи, снутри – печёт…» (замечание в скобках – определение «покат» вызвало у меня внутреннее неприятие своей неточностью), а попытка сметливым народным умом исследовать его и понять самое главное. Сперва, скользя по поверхности, «…он тот камень пытал топором-пилой… поливал самогоном, крутил юлой…». (Странно, неужели для самогона не нашлось лучшего применения?). Хотя прозрение наступило еще раньше: «…жизнь – внутри у него, а снаружи – смерть…». С таким пониманием смириться не просто: «…он потом попытался его продать…». Но «…что ж теперь голосить, поносить судьбу…». И в окошко от нее не выпрыгнешь. Будь она хоть просто судьба, хоть судьба «в балахоне, как водится, и с косой». Он и не стал. И пришло к нему понимание вечных истин и истинно христианское смирение. Отдал Иван Богу душу. А кому же еще ее можно доверить. И камешек пригодился. С ним «…и поныне тепло в гробу…».

Непритязательная на первый взгляд притча. Но это на первый взгляд.

И рассказанная достаточно точно и с душой.

(Альтернативная версия.

Герой не только находится в пространстве традиционного мифа, но и полемизирует со многими его устоявшимися чертами. Хотя поначалу и действует согласно известной парадигме «все ломать, что видит глаз». Но во время останавливается. Именно поэтому у него гораздно больше шансов найти упокоение своей душе и попасть в рай. Чем у известного антипода идущего до конца в своем разрушительном порыве. Может, в этом и состоит основной вывод и главный урок изложенной истории. Или герою просто не удалось преуспеть в подобном ломании. Возможно, и такое. В любом случае ему повезло).

Вроде бы скромный текст, но наполненный большой внутренней силой. Его сдержанный оптимизм, стремление к слиянию с окрущающим миром и умение видеть в нем настоящую красоту не может не привлекать. Когда достаточно просто выйти «…вечером в ближнюю рощу…» и убедиться «…что пока у природы звукофайлом не вырван язык…». И «…пусть напомнит стремнина речная суматошного времени ход…». Эти светлая грусть и тихая радость пронизывает все стихотворение от начала до конца: «…тронь ладонью – земля не остыла, значит, будет грибница густа…». Такое ощущение стоит многого.

Подлинная квинтэссенция текста в проникновенных и безотказно проникающих в душу строках «…не грусти, что вода утекает – слава Богу, что просто течёт...».

Стихотворение, безусловно, состоялось. И. возможно, его еще оценят выше.

(Альтернативная версия.

Текст настолько пришелся мне по душе, что мой организм оказался не в состоянии выделить из себя какую-либо альтернативную версию. Так что – бэз альтэрнативной вэрсии. Хотя, может, комментаторы подключатся).

Слово против слова

«...и нашёл Ваня во поле артефакт,
то ли хрен-разберёшь, то ли чёрт-те-чё…»

«…стал тот камень чудной так и сяк вертеть…»

«…жизнь – внутри у него, а снаружи – смерть…»

«Для него предназначен судьбой, видать,
посторонних не трогает, не берёт…»

«…он, взяв камешек, выпрыгнул из окна
и поплёлся за ней по росе босой…»

«Положили тот камень в его ногах –
так ему и поныне тепло в гробу…»

«Что, казалось бы, может быть проще –
существуй, наслаждайся, живи…»

«…проследи…
… на зеркале сонной воды,
как пролётная стая пыталась
склюнуть зёрнышко первой звезды…»

«…не грусти, что вода утекает –
слава Богу, что просто течёт…»

«…и до первого инея смогут
прорывать толщу листьев грибы...»

«Не проси у Всевышнего много,
коль дозволено главное – быть…»

«Только сердце по-прежнему ропщет
от такой неземной простоты…»

Оппоненты высказались каждый по-своему и равно весомо.

Мои симпатии

Мои симпатии склоняются в пользу "Проще":

60 на 40

Мой прогноз

А вот здесь зарываться не буду:

50 на 50

13 пара
Обозревает Вадим Герман

Конкурсное произведение 25. "Рельсы-рельсы"
Конкурсное произведение 268. "Котовые сумерки"

Первый текст, "Рельсы-рельсы"

Про этот текст я довольно подробно писал в первоначальном обзоре, но, перечитал это стихотворение я с удовольствием, и решил первоначальные впечатления соединить с впечатлениями дня сегодняшнего.

«Узел в памяти был, как железнодорожный...
Остывала земля, пересыхал, что ручей, вокзал,
окруженный таксистами, желтой кленовой дрожью.
Оброненный в жизнь котенок под креслами замерзал.
Город L, известный тем, что в него отправляли в ссылку
литераторов и др. убогих. Болоньевое пальто,
под которое мама прячет шерстнатого и обнимает сильно,
мы не так много можем, мама, но пригреем самого серого из котов»

«Узлы памяти» - в этом Кубке появляются неоднократно, интересно будет, после окончания Кубка, посмотреть авторство…Пронзительное начало, что-то звенит в душе от этих строк…: «литераторов и др. убогих»: убогий – у Бога; литераторы, с одной стороны, автор прировнял к блаженным, с другой – намекнул, что они угодны Богу…Интересно, что «желтой кленовой дрожью», для меня, это не только образ осенних листьев, но и цвет такси (старшее поколение помнит, что они были желтого цвета)…

Следующая строфа.

«На другом узле – солнце давит на землянику
между шпалами узкоколейки, обрезанной в тупике.
Там сторожка, в которую ходят разбитые проводницы,
а потом вылетают, как лимонницы, налегке.
Колоски под горячей насыпью качаются и смеются,
собираю ягоды, наклоняюсь к красным запекшимся головам,
прихожу домой, высыпаю добычу в блюдца,
за окном государство трещит по швам.»

«Солнце давит на землянику» - не очень понятный для меня образ. «Между шпалами узкоколейки, обрезанной в тупике» - тупик узкоколейки понимаю, но «обрезанной в тупике» - масло масляное. Землянику на заброшенных путях я видел; кстати, креазот, если не проводить регулярную обработку, быстро выдыхается и насыпь зарастает и земляникой, и ежевикой…В отличии от колосков, которые «под насыпью, во рву некошеном»(с) – неудобье… Не понятен образ «проводниц-лимонниц» - если это указание на цвет формы, то у бабочек он не настолько зелен, если намек на «чай с лимоном» то в строке «а потом вылетают, как лимонницы, налегке» лишнее слово «как», без него образ более цельный. Но вот еще, слово «налегке»…Для того, чтобы этот образ был точным, надо представить, что они в сторожку что-то носили. Я с такими деталями их работы не знаком….

«А потом был снег. Нет, не так. Снега еще в помине...
Снова рыжее, да. В корзинах грибы несут.
Наклоняется лес, как пламя в чужом камине.
Мы кота, прожившего (три-пять-девять), закапываем в лесу.
А потом понеслось: земля-лопаты, земля-лопаты,
у земли и железа горький и кисловатый вкус.
Узлы в памяти проседают – ни бросить, ни раскопать их,
всем досталось, тебе и мне, от горечи по куску.»

«А потом понеслось: земля-лопаты, земля-лопаты,
у земли и железа горький и кисловатый вкус.»

- образ, для меня, говорит либо о том, что героине пришлось хоронить много близких, и точкой отчета, началом этого, полужила смерть кота, того самого, с которого и начались «узелки памяти»…. Но, далее в тексте строчка :

«всем досталось, тебе и мне, от горечи по куску» К кому это обращение? Думаю, не к матери, она часть рассказа…Далее, таких обращений больше нет, и оно было бы оправданным, если бы большое количество людей это переживало, скажем, в сороковых, при рытье окопов. Но нет, время этих «узелков памяти» более позднее, кажется, девяностые…

«Но смотри – вот вокзал. И тела жирафьи – тугие краны.
Вот зима. С белых начнем страниц.
И мы едем-едем на полках в чужие страны
посмотреть на башни, на горы, на высохших проводниц.
Вот сторожки. Кино. Пружинят виолончели.
Поцелуй, как море, волнами поцелуй.
Вот Юпитер. Вот Венера от Боттичелли.
Вот пропели на венчании «аллилуйя»...»

Да, точно, девяностые – открытые границы, возможность побывать там, куда попадали, в советское время, единицы…Смутило только одно: для меня, на жирафа похож кран башенный, а на железнодорожных станциях, как правило, применяются козловые или стреловые краны, которые на жирафов не совсем похожи. Но это, замечания сапожника(в данном случае, железнодорожника), да…
Фраза «Венера от Боттичелли» подчеркнуто иронична, «Вот пропели на венчании «аллилуйя». – кажется, вообще что-то Блоковское, выбивается из образного ряда (или – напротив, ссылка на «под насыпью..»?) Опять, смутили «проводницы» - чтобы на них посмотреть, не обязательно выезжать в Европу…

«После узел-зима. Перелески – как вмерзшие в лед составы.
Бросить землю. Там мама. Просто выпустить из горсти.
Минус 35. Холод ввязывается в суставы.
На оградку денег не получается наскрести.
Паутина на окнах в прошлое. Рельсы-шпалы.
Рельсы-рельсы. Поедемте в город L.
Проводницы поезд взяли да и проспали.
Машинист дорогу выучить не сумел.»

Последняя строфа почти полностью хороша. Тут, как раз, двойное прочтение «просто выпустить из горсти» - выпустить землю, или выпустить, отпустить маму – очень понравилось..Последние две строчки я бы ещё «повертел». Мне кажется, что третье в стихотворении упоминание проводниц неоправданно, машинист, не выучивший дорогу, тоже, слишком иронично и абсурдно…Тем не менее, автор сумел не скатиться в слезливость и пафос, стихотворение «цепляет», его можно прочитать с удовольствием еще раз…но опять, в очередной раз можно заметить и неточности…

Второй текст, "Котовые сумерки"

С громадным удовольствием перечитал это стихотворение. Нет, не стихотворение – фильм ужасов про ласковых, мягких, доброжелательных котиков, которые внезапно, из-за какой-то «звездной дыры», становятся настоящими вампирами. Брэм Стокер нервно курит в углу. Атмосфера темного, мрачного действа, «убийств, жестоких игрищ и мистерий» передана просто замечательно. В то же время очень хорошо видна авторская усмешка – через чуть преувеличенную жуть, через мрачную, готическую красивость охоты и поедания скромных птичек.

Все в этом стихотворение слегка чересчур: и горестные рассуждения автора о Гекубе, и описание процесса охоты, и придание котам преувеличенной хищности и кровожадности. Этакий «антиняшный» манифест, «сумерки» по кошачьи. Но автор этого не скрывает, от как раз и дал такое название – «Котовые сумерки».Именно «котовые». Не кошачьи. Забираю это стихотворение к себе, в свой сборник лучших стихотворений Кубка.

Не удивлюсь, если окажется, что Евгений Иваницкий, автор прошлогоднего «кошачьего» стихотворения, имеет к этому тексту непосредственное отношение.

Выбор был тяжелый. Но все же, обаяние "Котовых сумерек" перевесило. Мой выбор и прогноз: 45/55.

14 пара
Обозревает Владимир Гутковский

Конкурсное произведение 188. "Про счастье"
Конкурсное произведение 192. "Точки зрения"

Тексты.

но если про что-то и помнить – то только про счастье,
про тёплые дни, когда было не нужно прощаться,
когда вдалеке от оков суетливого круга
мы были свободны и верили только друг в друга.

и если в деталях лукавый – то кто помогал нам
не впасть в искушение скукой, а думать о главном?
пока за стеной недовольные глухо молчали,
мы пели во сне, окружая себя мелочами.

всё то, что однажды весною на мраморной стеле
сквозь грубые цифры проступит нежнейшей пастелью,
улыбкой простой на лицо измождённое ляжет,
заботливо мы день за днём собирали в коллажи:

фонарь за окном. рыжехвостые наглые белки.
любимые книги. шопен. до утра посиделки.
цветы в волосах. полчаса над пузырчатой плёнкой.
и белые птицы. и первое слово ребёнка...

и всё это было банально, фатально не ново,
как краски рассвета – но мы не хотели иного.
мы солнце встречали – прекрасное невыносимо, –
пока наши губы беззвучно шептали: «спасибо!»

мы знали, что там, за стеной, полагали преступным,
что в этом мирке никогда не мечтали о крупном.
но смотрим вокруг удивлённо: ведь всё – получилось.
такая вот жизнь.
невозможная, высшая милость.

Ветер дует, как ему позволяет роза
ветров, или как он позволяет розе
сбыться: всё решает относительность позы
мысли. Правда, ветер в мыслях – весточка о склерозе.
А снаружи он пространство обтягивает, как тело
кожей, всем собой. Предметами прикидываясь похоже,
принимает форму то облака, летящего оголтело,
то лохматых веток, то лохматых прохожих.
Говорят, если ветер случайно заходит в двери
вместе с вами, - пора перемен для вас покроена: как влитая
сядет. К детям таким ветром прилетает Мэри
Поппинс. Ко взрослым ... что только ни прилетает!
Он силён и вечен. Крутит мельницу, надувает парус,
сеет – любо-дорого (хорошо, не пашет!).
Вот попробуйте бросить на ветер пару
слов – прорастут, не сгинут. Но уже не ваши.
А когда нам придёт пора становиться частичкой суши,
где-то в верхних её слоях, сумрачных и промозглых,
что останется над – сольётся с ветром. Мы говорим: души,
но с точки зрения ветра это всего лишь воздух.

Мое предварительное мнение.

«Уверенный текст. И, как ни крути, песня о главном. «…ведь всё – получилось…»? Получилось, автор, получилось!...».

От меня два плюса.

По оценкам Жюри этот текст далеко отстает от лидеров.

«Никак у меня не получилось читать и не считать. Анжамбеманы. Насчитал штук много. Воздействие текста на эстетические пупырышки языка это явно ослабляло. При таком настойчивом применении любого приема желательно полное использование его возможностей и виртуозное овладение его инструментарием. А текст интересный…».

От меня плюс.

А Жюри этот текст вообще поставило на последнее место.

Общая характеристика

По эмоциональной наполненности и способу поэтической подачи этот текст в чем-то схож с "Проще". Когда ЛГ уверен в полноценности своего понимания жизни, но ни на чем категорически не настаивает. Для него вполне достаточно собственных ощущений. А детали и подробности своего существования наполнены глубоким смыслом. Пусть для постороннего взгляда они случайны и малозначительны. Подробная перечислительность текста («…заботливо мы день за днём собирали в коллажи…» вызвана тем, что для ЛГ все важно и дорого: «…мы пели во сне, окружая себя мелочами…». И «…тёплые дни, когда было не нужно прощаться…». И «…фонарь за окном… рыжехвостые наглые белки…». И главный вопрос «…если в деталях лукавый – то кто помогал нам не впасть в искушение скукой, а думать о главном?...».

Но «…всё – получилось…». И не вопреки, а благодаря.

(Альтернативная версия.

Надоело альтернативить. И почему это я должен делать работу за других. Когда столько желающих. Эксперимент прикрывается. Возможно, временно.)

Даже странно, что этот текст оказался в конце списка кораблей. Он явно не из последних. Похоже, что в этой паре жребий опять свел стихи, относящиеся, как это было сформулировано в первой части обзора «…к чисто лирическим стихам личного душевного опыта и стихотворения, изначально "заточенные" под метафизическое осмысление бытия…».

В этом тексте метафизики хватает. Или попыток мыслить метафизически.

Иллюстрации к этому. И «Ветер дует, как ему позволяет роза…». И «Предметами прикидываясь похоже, принимает форму… облака, летящего оголтело…» И «Он силён и вечен. Крутит мельницу, надувает парус, сеет – любо-дорого (хорошо, не пашет!)…».

Вместе с тем имеют место и словесные сбои. На мой взгляд, к таковым относятся «облако, летящее оголтело», «пора перемен для вас покроена». Но их самая малость.

Вместе с тем текст не только «мыслительный», но и «звуковой», «графический», «образный». Отсылки к классикам, на мой взгляд, довольно условны. Стихотворение получилось вполне самостоятельным. И зрелым.

Слово против слова

«…но если про что-то и помнить – то только про счастье…»

«…мы были свободны и верили только друг в друга…»

«…любимые книги… шопен… до утра посиделки…»

«…и белые птицы… и первое слово ребёнка...»

«…и всё это было банально, фатально не ново…
– но мы не хотели иного…»

«…мы солнце встречали – прекрасное невыносимо, –
пока наши губы беззвучно шептали: «спасибо!»

«…такая вот жизнь…
невозможная, высшая милость…»

«…всё решает относительность позы
мысли…»

«Правда, ветер в мыслях – весточка о склерозе…»

«А снаружи он пространство обтягивает, как тело
кожей, всем собой…»

«Вот попробуйте бросить на ветер пару
слов – прорастут, не сгинут. Но уже не ваши…»

«Мы говорим: души,
но с точки зрения ветра это всего лишь воздух…»

Разные тексты, совсем разные, относящиеся каждый к своей категтрии. И сравнивать их очень трудно.

Мои симпатии

Мне симпатичы оба текста. Но все-таки (у нас ведь – несмотря ни на что – «optimistic portal») "Про счастье" для меня несколько впереди:

55 на 45

Мой прогноз

А вот в турнирной борьбе выскажусь за "Точки зрения":

60 на 40

15 пара
Обозревает Вадим Герман

Конкурсное произведение 298. "Аюттайя"
Конкурсное произведение 216. "За домом заснеженный сад"

Первый текст, "Аюттайя"

Древняя столица Сиама, хотя и послужила прообразом и вдохновителем стихотворения, все же – только образ того главного, что хотел сказать автор. Люди склонны разрушать то, что считают чужим, враждебным – чужой ли это город, чужие ли боги. Главное – это чужое, незнакомое, вызывающее страх. Кажется, люди с каким то непонятным ожесточением готовы крушить (особенно!) то, чему преклоняются иные племена и народы. Что бы это не было – религия или идеология, «своё» всегда лучше и правильнее. Стихотворение очень точное интонационно, очень точное в деталях: «люди ступали в обуви на пороги» - дома не принадлежат людям, храмы – не их бога, они пришли не как гости, как чужаки; «тот, кто смотрел в глаза неизбежной смерти, смотрит на мир без жалобы и без страха» - тот, кто уже встречался со смертью, кто знает цену смерти и цену жизни, тот спокойно смотрит на мир и на его тяготы, не жалуясь и не боясь…Образ статуй будды, безголовых и безруких, но все еще спасающих вселенную, спасающих как могут, также, не может оставить равнодушным… Смирение перед людским неразумением, очень близко к христианскому мировоззрению, стремление, не смотря ни на что, спасти, удержать этот мир от хаоса, кажется, близко всем мировым религиям… Очень хорошее стихотворение, очень важное…

Второй текст, "За домом заснеженный сад"

Очень контрастная картина. Основные цвета – белый и черный, только несколько ярких пятен И – личность автора. Картина, «переведенная» поэтом, где поэт – соавтор живописца. И. надо сказать, соавтор картины занимает очень большую часть полотна. Ирония и самоирония автора стихотворения заставляет почувствовать не только и не столько пейзаж, сколько отношение поэта к изображенному. Наверное, без этого это был бы очерк «по мотивам», сейчас, напротив, стихотворение живое, запоминающееся. Трудно сказать, возникнет ли желание вернуться к этому тексту отдельно, но, в авторском сборнике, встретив этот текст, я улыбнусь ему, как доброму знакомцу.

Несмотря на яркое мастерство второго текста, все же, мои предпочтения стихотворению "Аюттайя", как более важному для меня, и не только для меня…

Мои предпочтения и мой прогноз: 60/40

16 пара
Обозревает Владимир Гутковский

Конкурсное произведение 236. "Играй, Янис!"
Конкурсное произведение 58. "Жажда"

Тексты.

Было... то ли – четырнадцать, то ли... – не верю! Зеленело по-майски. Кипели сады. Мы открыли бутылку отцовского «Шерри», а в «остаток» долили из крана воды. Если «предки» придут – никаких покаяний! Будет «дело – труба», всё равно не робей!
...а за стенкой сосед мой – рассеянный Янис – заунывно и нудно играл на трубе.

Что там дальше не сбудется? – Рано итожить. Сколько жить, сколько плыть до последней черты! Майский город исхожен и так же надёжен, как, казавшийся вечным, родительский тыл. Всё пока нипочём – не по-взрослому просто. Помнишь песню «про зайцев»? – Кругом трын-трава!

...а вдали – нарастающий гул девяностых, горечь гари уже различима (едва).
Дальше? – Новые улицы, новые страны. Янис (с новой трубой) в ножевой тишине – на другом берегу обнажившейся раны.
– Хоть о чём говори, но молчи о Стране!

Время выло по-волчьи, скулило по-лисьи, продиралось сквозь дебри, сбивалось с пути. Уходили родные, и падали листья. Только Янис играл – хоть трава не расти! – Ничего, кроме звуков трубы «судьбоносной»...
Расстреляв все снаряды, как гордый «Варяг», выцветаешь лубочным рисунком с берёзкой пожелтевших времён своего букваря...

Выйдешь в Город – чужой, но... любимый до дрожи! Ощущаешь всей кожей, дожив до седин, что и «малая родина» – Родина тоже (пусть – не солнце – карманный фонарик в груди). Просто все мы – и Ли́га, и Янис и Саня – смотрим (так оно кажется) в «самую суть», в нашу общую почву врастая корнями, как берёзы и сосны – в латгальском лесу.
Пусть шершавый акцент застревает в гортани... Лучше б – росчерком, школьным пером – на судьбе:
– Све́йки, ка́йминьш!* Мой добрый стареющий Янис!
Ты себя береги и... играй на трубе!

Без трех ударов небожитель,
я ухожу, и не божитесь,
что лучше мира не найти,
чем тот, где штопают, не зная,
что часто рана не сквозная,
и остаются в ней пути.

Разбег и взлет мой прозевали,
и ваше вялое "жива ли?"
лишь горячит моих коней,
но чем быстрей от вас бегу я,
тем, тело штампами шпигуя,
вы душу держите сильней.

Не замечая, что живая,
так плотно к телу пришивая,
твердите ей: "Не умирай!",
что формалин в молитвах чуя,
не преисполниться хочу я,
а перелиться через край.

Из кожи вон летим на свет мы,
но так спасители несметны,
и так попутчики редки,
что в страхе топчемся у края,
то жестче перья выбирая,
то эластичнее стежки.

Любую куклу ждет коробка,
но первый ком ложится робко,
скребется, шепчет: "Что внутри?
А вдруг не только прах и тлен там?"
И жаждет истина момента,
а взгляд – прозрачности витрин.

Как эти тексты прочитались на первом этапе.

«Если долго тянуть одну и ту же ноту (например, как Янис), и напряжение, и впечатление неизбежно ослабевают. Как у меня.

«…на другом берегу обнажившейся раны…»? Здесь оба берега другие. И на каждом из них «выцветаешь лубочным рисунком с берёзкой пожелтевших времён своего букваря...». Идет время, идет, куда хочет, и все равно за ним не угонишься. Остается только ностальгировать. И отставать еще больше.

Впрочем, тема заявлена и было бы просто глупо на нее не отрезонировать..

Один плюс.

«Густой образный замес живого лирического чувства. Финал, конечно, сомнительный, но текста в целом не обесценивает…».

От меня плюс.

По мнению жюри эти тексты вообще разделил только один балл.

Общая характеристика

Романтическая баллада, протяженная во времени. От «Было... то ли – четырнадцать…» до «Мой добрый стареющий Янис!». Каждый последующий шажок очерчен выпукло и ярко. Когда личная история преломляется в истории страны. Определяется ею и (все же!) ее определяет. Врагу не сдается наш «гордый «Варяг»». Расстрелявший все свои заряды, но все же остающийся на плаву. Через все потери и утраты живой человек в этом тексте по-прежнему зорко вглядывается в свою жизнь и находит в ней опоры и для сострадания, и для надежды. «Майский город исхожен и так же надёжен, как, казавшийся вечным, родительский тыл…». Молодое свежее чувство, сохранившееся еще с годов детства, отрочества и юности, и длящееся и посейчас «Что там дальше не сбудется? – Рано итожить…».

Хотя время изменялось последовательно и кардинально. Сперва «…нарастающий гул девяностых…». Затем «Время выло по-волчьи, скулило по-лисьи… Уходили родные, и падали листья…».

Но несмотря ни на что «Город – чужой, но... любимый до дрожи…». И «…все мы… смотрим (так оно кажется) в «самую суть», в нашу общую почву врастая корнями…».

Для человека моего возрастного опыта и судьбы этот текст резонирует в самых чувствительных местах.

«Ты себя береги и... играй на трубе!». Кто бы мне такое сказал.

В предыдущем тексте ЛГ еще далеко от порога. А в этом через него уже переступает. И с первых же строчек заявляет (все хорошо понимая и принимая) «Без трех ударов небожитель, я ухожу…». И даже нет смысла задаваться вопросом «…что лучше мира не найти…»? Теперь это уже никакого значения не имеет. И бессмысленно пытаться удержать и удержаться. Тем более так явственнен «формалин в молитвах».

У него осталось только одно всепоглощающее желание «…не преисполниться…, а перелиться через край…». И последнее чувство, от которого все же пока нельзя освободиться «Что внутри? А вдруг не только прах и тлен там?...».

Мы все узнаем это. Кто раньше, кто позже. Или не узнаем?

(Но две последние строчки текста это, мне кажется, два шага назад, отступление по всему фронту от его смысла и интонации).

Слово против слова

«Если «предки» придут – никаких покаяний! Будет «дело – труба», всё равно не робей!...»

«...а за стенкой сосед мой – рассеянный Янис – заунывно и нудно играл на трубе…»

«Сколько жить, сколько плыть до последней черты!...»

«Всё пока нипочём – не по-взрослому просто…»

«...а вдали – нарастающий гул девяностых, горечь гари уже различима (едва)…»

«Хоть о чём говори, но молчи о Стране!...»

«Только Янис играл – хоть трава не расти! – Ничего, кроме звуков трубы «судьбоносной»...»

«Ощущаешь всей кожей, дожив до седин, что и «малая родина» – Родина тоже…»

«Пусть шершавый акцент застревает в гортани...»

«Све́йки, ка́йминьш!»