Живет в Нью-Хэмпшире (США). Визитная карточка участника.

Сказка про ручку бездверную

У этой ручки не было двери, у этой рыбы не было моря, у этой тучи не было неба, у этой песни не было слов. Они считали свои потери и измеряли глубины горя, и робкой стайкой, до слёз нелепой, собрались в путь, всем и вся назло -
искать, как водится, доли лучшей. Так разномастны и неуклюжи, неадекватны, смешны, ущербны, держались правил простых в пути: в жару – идти под покровом тучи, во тьме - хвататься за ручку дружно, и рыбе не позволять по щебню, как по Голгофе, в крови ползти.
В дороге им повстречались банды суши-любителей окаянных, а также мельницы ветряные и собиратели вторсырья. Однажды (кажется, в Нидерландах) за ними гнался таможник рьяный, про визы спрашивал проездные, на эсперанто всех матеря.
Передвигались ни в хвост ни в ногу, но умудрялись держаться клином (не важно – римским ли, журавлиным). Боролись насмерть, как бунтари...не замечая, как понемногу приподнималась завеса сплина и что отсутствовало снаружи, вдруг обнаруживалось внутри.
Тяжёлой туче, несущей темень - слегка похожей на Махакали - забывшей где-то своё кресало - хотелось мир напоить собой. И возвышала её над всеми субтильно-светлыми облаками такая тёмная эта жалость и очень мокрая эта боль.
А рыба песню в себя вдыхала и выдыхала медитативно, впервые ей придавая форму своим старательным круглым ртом – и та в конечном итоге стала амфи-циознейшей рыбы гимном, балладой духа и кличем гордым...тремя куплетами слова ом.
-----
Освободившись от норм банальных, как легендарный летун Да Винчи, она каликам на всех дорогах какую нужно откроет дверь...Ведь тот, кто создан универсальным, не может быть ни к чему привинчен. Лишь одержимым и одиноким – cквозь время странствовать без потерь.


Солончак

Мне снился просветленья солончак.
Я шёл к нему – огромный чёрный як.
Я выбрал долгий путь и тяжкий труд,
чтоб тронуть языком солёный грунт.

Темнеет свет, впитавший темноту.
Я уходил – могучий белый тур,
носитель новой группы хромосом.
Мои копыта мяли чернозём...

Когда-нибудь, нуждаясь в темноте,
я вновь приду в то сновиденье, где
в мистической кладовке бытия
хранится шкура чёрная моя.


НезаБудда

В жёлтой чакре июня,
обрамлённой
кольцом голубых лепестков,
в нежной рощице тонких тычинок,
богатых пигментом,
в сердцевине полевой незабудки
пробуждается на рассвете
золотой незаБудда.

В сердце крошечного незаБудды,
как в приюте для бездомных и сирых,
бесконечно живёт
всё забытое нами:
все гудящие счастьем начала
неудачных продолжений и грустных финалов,
все зародыши нежных гармоний,
не выношенные до срока,
все разрозненные черенки озарений,
не привившиеся
на строптивую ткань повседневности.

НезаБудда не помнит
только того, что не знает –
куда он уходит
каждый раз
на исходе цветения
голубых незабудок...