Живет в Ростове-на-Дону (Россия). Визитная карточка участника.

* * *

Игуана лежит, обдаваемая океаном.
Под гнездовьями птиц, не оставивших в скалах пустот,
на уступе горы, утонувшем подножье вулкана,
на краю ойкумены из дикого туфа растёт.

Игуана лежит. Зародясь у Барьерного рифа,
разбивается вал, принося на крутых раменах
золотисто-багровое. Громоподобным редифом
мировой океан называет свои имена.

Игуана лежит на камнях. Орхидея заката
разгорается ярче и яростней. Вечность назад,
и сегодня, и, может быть, завтра – из брызг розоватых
на пылающий мир щелевидные смотрят глаза.

Далеко континенты. Природы цари и питомцы
заняты лишь собой, и посевом драконьих зубов
прорастает история... Но от громадного солнца
изливается встречная сила, тепло и любовь.

И пока этот остров лежит на груди океана,
а до гибели прежнего мира не так далеко –
артефактом планеты, чудесным и подлинно странным,
неизменным тотемом лежит допотопный дракон.


Принцип домино

Едва отдаст концы последний деспот
в какой-нибудь банановой стране –
ошмётком плесневеющего теста
он сгинет и во мне.
И в тот же час, высок и благороден,
смогу считать злосчастного врага
смешной ошибкой матушки-природы,
и вся-то недолга.
А следом этот хмырь (или хмырица),
не кат, не гад, не низок – не высок,
с моим существованием смирится
хотя бы на часок.
И вот – гибэдэдист с большой дороги
дневной разбой отложит на потом –
и шалый пёс успеет «сделать ноги»
от чёрного авто.
А там, глядишь, парламентские мишки
навстречу устремлениям людей
возьмут – да и поправят в Главной Книжке
разделы о труде.
Смягчатся нравы! Меньше станет лютых.
И меньше станет дырок от гвоздей,
где суд и власть, халупы и приюты,
и далее – везде.

Итак, когда откинет он копыта,
сыграет в ящик или дуба даст –
получат шанс на новую попытку,
кто грозен и зубаст.
И мы – не то, что давеча и нонче –
не будем мусор заметать в углы –
и, может, наконец, обломим кончик
кощеевой иглы...
Пускай же под баньяном и оливой
не пляшут самбу на гнилых костях,
а в свете отдалённой перспективы
долги ему скостят.


* * *

Она сидит в кармане скалы, спиной ко взглядам,
шершавым перстнем, кораллом юрским обрамлена,
и дышит запахом вечной хвои, целебным ядом,
где небо с морем – одна бездонная глубина.

Она несома морским отливом, волной утёса
навстречу полудню и над хлопьями облаков,
и тонкой дымкой курится гавань, и пар белёсый
лежит на выпуклом горизонте, как молоко.

И ветер, прядая к морю коршуном, пряди треплет,
касаясь перьями загорелых летящих плеч,
и парус тела в пространство выгнут, и лета лепет
целует губы и подменяет прямую речь.

Вдоль бухты синей, где белой солью рассыпан город,
своя в ладонях ручьёв и сосен, лощин и скал,
сквозит эфиром, не зная строчек, что станут скоро,
скользит над миром, который радость её взыскал.