Стихотворения, предложенные в ТОП-10 "6-го открытого Чемпионата Балтии по русской поэзии - 2017" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Чемпионата Балтии будут объявлены Оргкомитетом 6 июня 2017 года.
1 место
Анонимная подборка 221
Письмо
За стеной угрюмый ходит
Предпоследний год.
Написать о Мейерхольде?
Болен Мейерхольд.
Длится начатая пьеса,
Тикают часы,
Смотрит в зал без интереса
Трубка и усы.
Кожа в рытвинах от оспы,
Целлулоид глаз.
Описать, как бедный Осип?
Только не сейчас.
Он похищен мерзлотою
Чужедальних мест.
Входит ночка с темнотою,
Точка и арест.
Бьют резиновые шланги?
Продолжай кричать.
Есть на донышке бумаги
Подпись и печать.
Тройка "борзая" зловеще
Скажет у стены,
-Вам, товарищ ваши вещи
Больше не нужны.
* * *
Звёзды тусклые, нагие,
Люстрами висят,
Их спрессовано в могиле
Триста пятьдесят.
Тел, с изломанной судьбою -
"белые дрова".
Зина Райх. К тебе. С любовью...
P.S. Женщина мертва.
2 место
Гонохов Игорь, Москва (Россия)
Стопка
Как лучший день своей судьбы
он, бережно и робко,
по зебре нёс среди толпы
дешёвой водки стопку.
Прикрывшись локтем и плечом
от мороси осенней –
точь-в-точь Янковский со свечой
в пустующем бассейне.
Какая хрупкая судьба
под крышкой из металла.
Но он дошёл, он не упал,
и стопка не упала.
Снял крышку. Во дворе за стол
присел отведать влаги.
Жаль не разлил, не расколол.
Не повезло бедняге.
Он выпил. Дождик зачастил.
Даль стала мутноватой.
...Всё, парень, дальше нет пути,
Как больше нет возврата.
Вода уж под ноги текла
сквозь травы, ближе, ближе.
Но он не встал из-за стола,
остался неподвижен.
3 место
Пётр Матюков, Бердск (Россия)
Коридорное
Отче наш иже еси иже еси
спасибо за хлеб за то что лампа висит
давно бы сдался бы плюнул и лёг в кровать
но лампа моргает и мне говорит моргать
там в коридоре ветер дожди и снег
там в коридорах можно идти во сне
можно зонтом укрыться упасть в сугроб
там на ветру любой человек - микроб
в конце коридора свет мироздания весь
но лампа моргает здесь и я тоже здесь
и я смотрю в коридор идущему вслед
лампа стакан с водой на стакане хлеб
4 место
Полина Орынянская, Балашиха (Россия)
Мой Китеж
На пруду у мостков даже удочку не закинешь –
зацвело, водомерки уснули без задних лап.
Но златится на дне мой блаженный июльский Китеж
с голубыми стрекозами в солнечных куполах.
На просёлке колотит по пыли хвостом Чернушка –
хромоногий брехун, подобревший под старость чёрт...
А у лета ведь тоже бывает, представь, макушка –
светло-русая (просто седые дожди не в счёт).
У дороги на самой жаре (и смотреть-то сладко)
красноглазо и дымчато, как на заре туман,
поспевает малина, печали моей заплатка.
От распаренной мяты полуденный ветер пьян.
Наберёшь этих ягод пригоршню и ешь с ладони.
И звенит... паутина на стебле? в цветке роса?
Обернёшься и видишь: прозрачный в далёком звоне,
упирается Китеж соборами в небеса...
5 место
Елена Таганова, Москва (Россия)
Берег
Не ластись ряской, глупая река,
и к щиколоткам не лепи пиявок.
Мне узок твой замызганный рукав,
мне твой рукав не по сезону зябок.
Я тин твоих отчаянно бегу,
имея виды на иные воды.
Мне места нет на этом берегу,
а на другой твой берег нет мне брода.
6 - 10 места
Сергей Черсков, Донской (Россия)
Дальней дорогой
Дальней дорогой сшиваются города.
Спит на переднем сиденье моя родная.
То, что – моя — родная, – она не знает.
И не узнает, конечно же, никогда.
Зашевелилась — проснулась. Поговорить
Хочется с ней: до разлуки доедем скоро...
Ну, котелок мой дырявый, давай вари,
Выдумай тему для свежего разговора!
В мире, наверное, нет дурака глупей.
Тщетно ищу интеллект пятернёй в затылке.
Вдруг она обернулась и:
— На, попей.
Я говорю:
— Давай.
И беру бутылку.
Мне бы на море, я не был там никогда.
Пусть мне приснится, как волны ласкают кожу.
Пусть мне приснится, что мы не разлей вода.
Не разливай нас по разным стаканам, боже.
Анонимная подборка 274
Смерть в Марьиной Пойме
До Марьиной Поймы лет десять, как ходит поезд.
Давно не посёлок, ни разу не мегаполис,
Она принимает состав - отдаёт состав.
Обеденный выхлоп, обыденная работа.
Советская власть - в стенгазетах и анекдотах,
И мало кто знает, что ей не дожить до ста.
У Марьиной Поймы душа в полторы сажени.
И в центре её обретается баба Женя,
В которой по капле стекаются все пути.
И дело не только в её самогонном даре
Да в хитрой воде из промышленной речки Марьи,
А в том, что умеет любого в себе найти.
Старухина память - крапивного супа горечь.
Так нёбо терзало, что прежде ласкало голень,
Железная жатва по сёлам брела с мешком.
Деревня впадала в посёлок, посёлок в город.
Она ещё помнит, как жизни впадали в голод,
И люди ломались с коротким сухим смешком.
А нынче и слёзы - закваскою в мутной таре,
Когда и убийство - не вымыли, так взболтали.
Убитый - мужчина, поэт, тридцати пяти,
Пропитого роста, прокуренного сложения.
Никто б и не рыпнулся, если б не баба Женя,
Которая может любого в себе найти.
Невеста рвала своё платье, как зуб молочный,
Не слишком красива, но года на два моложе.
И что бы не жить до хотя б тридцати семи.
Поэт-распоэт, а не вякнешь, когда задушен.
Друзья говорили, что парень давно недужил
И, видно, не сдюжил грозящей ему семьи.
Убийцу искали, как праведника в Содоме.
На каждой странице маячил герой-садовник.
Летели наводки из каждого утюга.
На вялых поминках случился дешёвый вестерн:
Иваныч с двустволкой пошёл отпевать невесту -
Хрена ль новостройки, когда между глаз тайга.
Девичник был скромен: она, баба Женя, черти.
Сидели, ныряли в на четверть пустую четверть.
Слова поднимались на сахаре и дрожжах:
"Пойми, баба Женя, охота - всегда загонна.
Потом догоняешь, хватаешь его за горло
И вдруг понимаешь: иначе - не удержать."
Она отсидела. И вышла. И вышла замуж.
Его напечатали, крупным, не самым-самым.
К нему на погост ежемесячно, как в собес,
Духовнее нищего, плачущего блаженней,
Ходила его не читавшая баба Женя,
Которая может любого найти в себе.
Негромкие строки рождались, росли, старели.
Темнел змеевик, и по медной спирали время
Текло, проверяя на крепость сварные швы.
Я был там проездом. Где Волга впадает в Темзу.
Из Марьиной Поймы никто не уехал тем же -
Всё лучше, чем если б никто не ушёл живым.
Михаэль Шерб, Дортмунд (Германия)
Лицо дождя
Не скучно наблюдать, как всходит рожь,
Как тёмный голубь чертит в небе кистью,
Волнами по ветвям проходит дрожь,-
Так крестит дождь младенческие листья.
Уже обувшись и надев пальто,
Задумалась и, зябко сгорбив плечи,
Стоишь одна и щуришься в окно,
Глядишь в лицо дождя, как в человечье.
Пока в прямоугольнике окна,
Весенний шар качается на грани,-
Ты – неподвижна: ты заключена
В хрустальной сфере собственных мечтаний.
Взмахнёшь рукой, чтоб прядь убрать с виска,
Которая твой взгляд пересекает,-
И в этом жесте бледная рука
Надолго, словно в гипсе застывает.
Наш город превратился в водоем,
И дождь теперь по водной глади хлещет,
Внутри ковчега мы с тобой живём,
Но только не зверьё вокруг, а вещи.
Нас стены облегают, как бинты,
Закрыты двери, словно створки мидий.
И больше нет в квартире пустоты,
А если есть, то мы ее не видим.
Анонимная подборка 283
До скончания кед
Мой кузен марсианин
Привёз вино, что перешло через брод триста веков назад.
Сказать по чести, оно походило на камень,
Которым мощёны тропы в Эдемский сад.
И я, непромедля, рассказал про эти сады,
Он слушал, и его бросало то в пламень, то в лёд.
При этом я небрежно заметил, что мы тут с Богом на «Ты»,
А наши предки угнали из рая запретный плот.
И он сказал мне: «Дружище,
Покажи мне все эти места».
И был день, и была пища.
И мы ступили на шаткий настил поста.
Долго ли, коротко ль, но мы шли до скончания кед.
Мешали его вино и мой берёзовый квас.
А однажды, сидя под одной из раскидистых бед,
Мы покрылись птичьими гнёздами, поскольку сад расцвёл внутри нас.
Окончанье пути в этот день не ложилось спать.
Кто-то прыгал по звёздным кочкам, гудел в гобой.
А под утро марсианин, указывая в небо, шепнул мне: «Глядь!..
Это же – мы с тобой».
Анонимная подборка 234
Сосед
Мой угрюмый сосед недоверчив и сед.
У порога – запоя пустые «вещдоки».
Взял ружьё и – в тайгу. Он похож на Шойгу.
А служил он танкистом на Дальнем Востоке.
Он не верит в Творца. (Он – вчерашний пацан,
начинявший пистонами бабкины свечи).
Он по-прежнему ждёт, что отпустит- пройдёт,
но жену не вернёшь, и недели не лечат.
На вопрос: «Как дела?», он: «Как сажа бела!».
Не синица – в руках, так в кармане – чекушка.
Над погостом – грачи. И хоть вой, хоть кричи!
...он о чём-то спросил, и умолкла кукушка.
И тогда сгоряча... он лучинку луча,
сам не зная зачем, отломил от Светила...
и ушёл в облака, а по следу – тоска
всё бежала за ним и светила, светила...