"...Именно в этих, забытых богом и людьми местах, можно увидеть, как сосуществуют история и современность..."
"Коротко о себе.
Я - ноунейм. ФИО - абсолютно никому ничего не скажут в поэтических, да и просто в литературных кругах.
Просто читатель-любитель хорошей, неординарной поэзии.
Мужского пола.
С уважением, Доктор.".
Конкурсное произведение 113. "Над Вычегдой"
Довольно часто случается, что пробежавшись поверхностным взглядом по тому или иному стихотворению, сознание читателя, пресыщенное информацией, спешит отсортировать текст по каким-либо критериям и занести его в каталог. Так проще. Сознание так устроено.
В случае со стихотворением «Над Вычегдой» - очень легко ошибиться и отнести его к подвиду «крупининских».
Думаю, что это совсем не так.
Миры Александра Крупинина - миры вымышленные - от ничтожной заклепки до расположения звезд. Хотя, на мой вкус, лучше говорить -параллельные. Со своей внутренне непротиворечивой логикой событий и поступков. Выдуманных персоналий и объектов. И там очень мало мистики в этих мирах. Как ни странно это прозвучит.
Здесь же у нас - скорее мир наполненный мистикой, сюрреализмом, но он наш. Не параллельный.
Прежде чем погрузиться в этот сюр, необходимо представлять себе, что такое Вычегда.
Кажется - река на севере европейской части России, да и все?
Далеко не так. Вычегда - это мироощущение.
Чувство оторванности от цивилизации и чувство свободной от человека природы. Выглядит это примерно так:
Фото
Многие километры пространства, и лишь кое-где наметки даже не на дороги - на направления. Видимость не на людей, а их вероятностное присутствие.
Немудрено, что уже название «Над Вычегдой» - наполнено предощущением древности, дремучести и мистического холода.
Прочувствуйте, насколько различны, на поэтический вкус, среднерусское сказочное Лукоморье, и, словно вросшее в дохристианское прошлое, овеянное северным сюрреализмом - Вычегда.
И говоря о сюрреализме, нужно понимать, что это не преувеличение. Именно здесь становится ясным выражение «взболтать, но не смешивать».
Именно в этих, забытых богом и людьми местах, можно увидеть, как сосуществуют история и современность, жизнь и смерть - взболтанные, но не проникшие друг в друга. Находящиеся в состоянии неестественного симбиоза.
После такого, начинаешь верить, что где-то там - в глуши и оторванности от Мира - есть замершее на полпути междумирье , в котором сидит на местечковом престоле комиссар, переродившийся в нечто посконно-патриархальное:
Весь день перепела летят на юг,
Слышны над Беломорьем крики птичьи.
Вдруг захотел полакомиться дичью
Дневной хозяин комиссар Сердюк.
Перепела над Вычегдой летят.
Вдоль берега расставлены тенёта.
На пойменном лугу садится кто-то
И в дудку бьёт четыре дня подряд.
В лесной избе темно горит свеча.
Из пьяных трав зырянин варит зелье.
В деревне, изнывая от безделья,
Сидит Сердюк под бюстом Ильича.
Ему нет дела до истории, до судеб стран, судеб собственных людишек - ни до чего, Будь то отсутствие электричества в избе или мастерски выписанный автором бессловесный зырянин, занятый камланиями.
Есть Власть, есть Идол Власти - бюст, который греет душу и освещает собственное величие. Этого достаточно.
И лишь иногда, но от этого не менее загадочно и страшно, не менее для него раздражительно, звучат отголоски то ли слов, то ли крамольных мыслей: «Беги, беги, Меланья".
Откуда-то доносятся слова:
"Беги, беги, Меланья". Ночь у входа.
В холодных реках неспокойны воды.
У плёсов зацветает сон-трава.
Звезды не видно в небе ни одной.
"Беги, беги, Меланья", - кто-то шепчет.
Румяна, пудра, кольца, римский жемчуг,
Цветные ленты, гребень костяной.
И не важно, существует ли на самом деле Меланья - нет ли. Витающий ли образ жажды свободы воплотился в это имя - все это второстепенно. Важно понимание, что жизнь еще теплится, еще надежда на лучшее не угасла.
Еще абориген-зыряни, в силу своего разумения, в силу своих возможностей, - творит доступное ему добро:
"Не дергай клювом, крастель. Не боись",-
В сетях премудрых перепел застрянет,
Напоит сон-травой его зырянин
И выпустит, и взмоет птица ввысь.
Хотя надежда - почти виртуальна, и она уменьшается с каждой секундой: предчувствие трагедии нарастает, уже занесен тщательно заготовленный нож над символом, даи сама процедура исподволь превращается в символическую казнь при стечении подданных:
Ещё дневной хозяин за столом,
И крастель возвышается на блюде.
По комнатам ещё толпятся люди,
Пришедшие сопеть и бить челом.
Над крастелем Сердюк заносит нож.
Хозяин ночи корчится в камланьи.
И, словно раздирая душу, звучит финальный аккорд. Похожий на крик:
В ночную тьму беги, беги, Меланья.
В этот момент, невозможно не провести параллель с героиней фильма «Беги, Лола, беги». С ее словами-молитвой обращенными к Богу: «Просто я буду бежать и ждать, ждать... а Ты мне помоги, помоги!»
Помогут ли молитвы - бог весть.
Но стихотворение, начавшееся как сюр, заканчивается как самая настоящая трагедия. Ощущение полусна, полумиража - становится окончательно невыносимым, невозможным для существования.
Нестерпимо хочется очнуться и стряхнуть с себя липкую сеть навязанных пут.
Душа холодеет от догадки: а не к тебе ли был обращен этот мистически призыв - «Беги, беги...»?
Кажется, чисто технически, - стихотворение не претендует на Hi-End поэзии.
Но вот по эмоциональному воздействию, по втягиванию читателя внутрь себя, по ассимиляции с ним, по способности перетечь строчками в подсознание и там овеществиться образами - это именно что высший класс.
Благодарю за внимание и спасибо автору.
