Стихотворения, предложенные в ТОП-10 "Кубка Мира по русской поэзии - 2018" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений "Кубка Мира" будут объявлены Оргкомитетом 31 декабря 2018 года
Имена авторов стихотворений будут объявлены 31 декабря 2018 года в Итоговом протоколе конкурса.1 место
Конкурсное произведение 100. "Твоя апофеосень"
недолог путь.
прошедшее итожа,
ты впитываешь время тонкой кожей,
в бокалах измеряя каждый шаг,
заглядываешь в мир своих видений
и чувствуешь: в тебе скребется гений
и просится на волю, подышать.
рябит в глазах твоих апофеосень.
на пожелтевших трав простоволосье
наносят клены сочные мазки.
и в капельках подсолнечного света
мерещатся безумие винсента
и сгустки медно-охровой тоски.
ты ловишь музу, стоя на асфальте.
в тебе дрожит от холода вивальди
и морщится взъерошенный гоген.
а ты упрям, заносчив и свободен.
и делится обрывками мелодий
собрат по крови - ветер перемен.
ты - сумас-бродский, может, полу-ницше,
еще счастливый, но уже раскисший
от виски и прошедшего дождя.
ступай себе, расплачивайся с миром,
твори, но не трави в себе кумира,
в который раз в нирвану уходя.
2 место
Конкурсное произведение 394. "Яд ва-шем"
Жития - кратки, имена - вечны.
Чёрный путь горек, белый путь млечен –
Не тобой хожен, не тобой торен.
Выходи к морю, говори с морем.
Мир висит криво – волосок тонкий.
Говори с Ривкой, говори с Сонькой,
Говори с Фимкой, говори с Гершкой.
Кто из них сгинул, кто из нас грешен?
Выходи к морю, где волна в клочья -
Говори с теми, кто не стал плотью,
Не обрёл тело, не обрёл имя,
Кто не стал Лейбой, кто не стал Лией.
Вкус морской горек, чёрный путь горше.
Говори с Беллой, говори с Мойшей.
Протяни руки, научись слышать -
Кто из них, кровных, кем земля дышит,
Даст тебе руку, даст тебе имя?
Выходи к морю – становись ими.
3 место
Конкурсное произведение 4. "Весна была запойна и звонка"
Весна была запойна и звонка,
Томились почки, как соски под блузкой.
Один короткий, длинных три звонка –
Щербатый двор на Малой Арнаутской...
Ночь уходила в мёртвую петлю
И корчила луна смешные рожи...
Мне женщина сказала: «Не люблю...»
Я ухмыльнулся: «Здорово! Я тоже...»
Ещё сказал: «Но без тебя помру!».
Она вздохнула: «Что ж, всплакну у гроба...»
И, продолжая древнюю игру,
Мы обнялись и рассмеялись оба.
Гудело море - ни границ, ни дна...
Любовь и смерть переплелись в том гуле:
Рождаясь в муках, корчилась война
Немного вверх от нас на карте в Гугле.
Парил над степью серый крест - орёл,
Вздымались руки женщин: «Где ты, Боже?!»
А мы любили, зная, что умрём -
Я никогда, она на вечность позже.
Покинул порт круизный теплоход,
Затих звонок последнего трамвая...
Две тысячи четырнадцатый год.
Весна. Одесса. Ночь второго мая.
4 место
Конкурсное произведение 351. "Я возвращаюсь в третий Рим"
я возвращаюсь в третий рим
отпустит пятая коломна
я снова буду неделим
и громок поколоколовно
за перелётные столбы
платформ заснеженные чёлки
метель вагонов голубых
перебирающая чётки
следит по рыхлой темноте
серебряными башмаками
как все которые не те
минуют память кабаками
меняют править на бежать
мелеют милая мельчают
и Бог под ложечкой прижат
в полупустом стакане чая
5 - 10 места
Конкурсное произведение 366. "Urbi et orbi"
— Это что там алеет на ветке, снегирь?
— Нет, откуда: не видели с детства.
В шестиместной палате — не город, а мир,
Только странное это соседство.
Слева — Палех, а справа — березовый Плес,
Дальше — Суздаль, почти деревянный.
А Иванову россыпь гранатов принес
Кто-то бледный, от горечи пьяный.
Подождать до пяти у слепого окна,
Теребя телефон и газеты.
Как предписано, красного выпить вина,
Вдруг припомнить, зачем ты и где ты.
Отказаться от ужина; до темноты
Просидеть в тупичке коридорном.
Палех тих, но вздымаются ребра-мосты.
Плес линчует буханку проворно.
Суздаль тянется к обуви — он на дневном,
А Иваново выпишут в среду.
Это значит горячую ванну, и дом,
И узорную ложку к обеду.
Под снегами крахмальными спят города.
Пол измазан рассветом, как кровью.
И большая беда, как большая вода,
Подступает уже к изголовью.
Конкурсное произведение 53. "О сварщике Солоухове"
О сварщике Солоухове писали в газетах города,
что он для рабочей братии – едва ли не полубог.
Якшается, знамо, с духами, вплетает им искры в бороды
за некие там симпатии породистых недотрог.
И, веришь, любили-холили его – постоянно пьяного,
возились с ним, будто с маленьким, стелили ему постель.
Гармонь раздирал до крови он, а после почти что планово
чинил утюги, и чайники, и горы дверных петель.
Гудело депо трамвайное, когда Леонид Кириллович,
ручной управляя молнией, в металл пеленал огонь.
Вагоны делились тайнами, друзья собирались с силами,
и, видя стаканы полные, дрожала в углу гармонь.
Гулял молодой да утренний, в куртяшке отцовской кожаной,
с красивыми недотрогами сжигал себя до зари.
А спать не хотелось – муторно, врывалась война непрошено,
делила его на органы, крошила на сухари.
Он снова сидел в смородине, а там, на дороге, в матушку
с братами и шустрой Тонькою стрелял полицай в упор.
Батяня был занят Родиной, а Тонька хотела платьишко –
смешная такая, звонкая... Уснёшь, и звенит с тех пор.
О сварщике Солоухове шептались не больно весело.
А кто его видел спящего? Не даром же – полубог.
До хрипа он спорил с духами, до боли любил профессию
и, знаешь, всю жизнь выращивал смородину вдоль дорог.
Конкурсное произведение 191. "Письмо брату"
привет, Артём. у нас всё хорошо.
вчера похолодало, снег пошёл,
с утра телёнка в сени запустили.
отец не пьёт, из дома ни ногой,
всё ждёт тебя. да, ты ж у нас какой,
родней семьи – то джунгли, то пустыни.
ты снился мне: обрыв, тропинка вниз,
бежишь по ней, кричу тебе: «вернись!»
и падаю в траву, теряя силы.
вдруг лес зашевелился, стал живым,
а ты ему командуешь: «бежим!» –
и вздрогнули берёзы и осины,
послушно побежали за тобой,
попарно, в одиночку и гурьбой,
но замерли внезапно у границы –
в их кронах загорелся стыд и страх,
и плакали в беспомощных руках
привыкшие к родному месту птицы.
потом я вынимала из золы
обугленные мёртвые стволы
и красила зелёным, чтоб не броско.
приснится же такое, ну дела!
...твоя Полина снова запила,
вчера весь день стояла у киоска.
я снова без копейки – третий год.
весной поеду в город, на завод,
сбегу из-под родительской опеки.
ещё про сон... я стала хоронить
стволы... чудно, конечно... но они
давали тут же новые побеги.
Конкурсное произведение 19. "Отряд в тайге"
мы идем по тайге выбиваясь из сил
командиру комар полноги откусил
и теперь командир на железной ноге
и ржавеет
как вопиющий в тайге
только топь и мошка только дурья башка
нас испытывают тонка ли кишка
и не видно ни бога ни даже божка
только лихо с циклопом исподтишка
отчего ж проводник будто весел и пьян
расстегнул воротник и терзает баян
на глазу голубом говорит господа
за постельным бельем проходите сюда
и сдвигает меха раздвигает меха
мой сосед ругается ищи лоха
но потом запевает дав петуха
что же
песня не так плоха
и тогда командир и никто иной
как цыпленок жареный заводной
притоптывает железной ногой
а на ней звезда как на бляхе
мужики вприсядку к спине спиной
цыганочка с выходом на убой
и я думаю
боже мой
он ведь знает что мы не ляхи?
раззудись рука
подопри бока
мы танцуем барыню и гопака
и лежит конверт не готов пока
не налепили облатку
и ответа нет как внутри садка
мы идем на свет заплутав слегка
по тайге под дудку проводника
камаринская вприсядку
Конкурсное произведение 130. "Окно"
Новостроек многоугольники,
От больнички и до яслей.
Из гимназий шагают школьники
Всё упитанней и взрослей.
Воронья поголовье склочное
Голосит из лохматых гнезд.
Ветки тополя укорочены,
Словно куцый бульдожий хвост,
Облетают цветные листики,
Кто в гербарий, а кто в компост.
И никак не отыщет истины
В самогонке дурак - матрос,
Под окошком кричит припадочно,
Приставая ко всем подряд.
А медсестры молчат загадочно
Иль латиницей говорят.
Сутки тихо плывут за сутками,́
Дождь втекает в оконный глаз.
Санитарки летят за утками,
Малым клином, чуть матерясь.
Щебет - дальними отголосками,
Биография всё ясней.
Глупо всё ж умирать по осени,
И немыслимо - по весне.
Листья клёна по стеклам крабами
Лезут вверх всем законам вспять.
Разве есть у Вас к жизни жалобы
Или хвастаетесь опять?
Конкурсное произведение 245. "К какому сроку..."
К какому сроку смерть ни приурочь,
не похвалиться напускным бесстрашьем.
Нет возвращенья отошедшим в ночь.
Нет утешенья их не удержавшим.
Исчезнувший, скажи, что видишь свет
с той стороны, где не бывает света,
тот, что, незримый нам, нисходит с век
во тьму, сквозь сном наложенное вето.
С изнанки сновиденья навсегда,
которого прямей назвать не смеешь,
несказанным «прости», беззвучным «да»
мерцает луч, неуловим и мреющ.
В немом краю пустынь и темноты,
на оборотной стороне вселенной
он есть, – недосягаемый, как ты,
далёкий, негасимый, сокровенный.