Стихотворения, предложенные в ТОП-10 Международного литературного конкурса "8-й открытый Чемпионат Балтии по русской поэзии - 2019" членом Жюри конкурса. Лучшие 10 стихотворений Чемпионата Балтии будут объявлены Оргкомитетом 6 июня 2019 года.

Внимание!
Имена авторов анонимных конкурсных произведений будут оглашены в Итоговом протоколе конкурса 6 июня 2019 года в 23:59 по Москве.



1 место

Конкурсная подборка 37. Полина Орынянская, Балашиха (Россия). "Шишел-мышел".

Шишел-мышел

Жизнь – болезненная вещь.
В ней живут собаки мало.
В ней меня напредавало
человек, наверно, шесть.

После бросила считать,
помнить, верить, доверяться.
Я теперь такая цаца –
прежней цаце не чета.

Я теперь люблю чердак,
глушь, деревню, дым над крышей.
Ты пойми – я шишел-мышел,
взял и ночью к звёздам вышел
слушать дальний товарняк.

Я теперь люблю сидеть
на крылечке босоного.
Тут рукой подать до Бога,
Бог-то рядом ходит ведь –

по люпиновым полям
под уздцы лошадку водит.
Крикнет «эй!», помашет... Вроде
и не Бог, а дед Толян.

Пчёлы вязнут во хмелю.
Пляшут солнечные пятна.
Человек – он слаб. И ладно.
Я цветы теперь люблю.

Я смотрю издалека.
Жизнь чудесна, небо звонко.
Да у края горизонта,
словно перья, облака...


2 место

Конкурсная подборка 37. Полина Орынянская, Балашиха (Россия). "Шишел-мышел".

Вьюнки

Из тишины, застывшей между нами...
Прости, не так.

Из тишины, остывшей между нами,
растут вьюнки на цепких стебельках
с безжизненными бледными цветками.

Ползут по штукатурке старых стен,
пускают щупальца в оконное пространство –
им нравится в пространстве разрастаться,
они-то знают: если раз расстаться,
расстанешься однажды насовсем.

Они врастают в трещины и сколы,
в оставленный на вешалке пиджак,
их цвет печально теплится лиловым...
Прости, не так.

Печально цвет их теплится ли, нет ли –
они врастают в кресло и торшер,
затягивают жилистые петли
вкруг тонких шей
почти доцветших лампочек стоваттных,
чей знобкий свет давно похож на зуд,

и скоро мне под кожу заползут,
пробьют насквозь и вынырнут обратно,
заштопав крик (ну тише, тише, ну), –
в осенний сумрак зыбкий, топкий, нежный,
звенящий чайной ложечкой...

Да нет же.
В проросшую меж нами тишину.


3 место

Конкурсная подборка 37. Полина Орынянская, Балашиха (Россия). "Шишел-мышел".

Берёза

Скрипят ступеньки сонно, через раз.
В подъезде пахнет жареной картошкой.
Приду, поставлю чайничек на газ.
Гляжу в окно. Вся жизнь – как понарошку.

Вот так спроси: а сколько же мне лет? –
и растеряюсь. Я не знаю толком.
По сумме окружающих примет
я потерялась, как в стогу иголка,

между пятью (берёза во дворе,
пора гулять, на вешалке пальтишко)
и двадцатью (берёза во дворе,
и пачка «Явы» скурена почти что).

А может, тридцатью (в окне зима,
и на берёзе иней и вороны,
у дочки грипп, и ночь темным-темна,
тревожна, бесконечна и бессонна)

и сорока пятью (зима, ликёр,
сын начал бриться – и растут же дети!
У дочери роман. Всё тот же двор,
берёза, двухэтажки, снег и ветер).

А чай остыл. И в доме тишина.
Никто так и не задал мне вопроса.
И в раме запотевшего окна
бела берёза...


4 место



5 - 10 места

М6

тузенкранц проснулся с чувством всё неловко всё не так
звал жену собак но пусто - ни жены и ни собак
розенбах проснулся в страхе - всё не так и он не там
псы вокруг - послал их на хер звал кота но нет кота

что-то в воздухе носилось не имеющее слов
то ли муха и бессилье то ли буква и число
только бабочка по ставням била резвою ногой
только кто-то нас оставил и пришел совсем другой

что за гадство кто ответит что ли снова тварь живет
тузенкранц берет газету вспомнил вздрогнул взял ружье
розенбах бежит к калитке сквозь цветущий дынный сад
уступает путь улитке посылает на хер пса

розенбах несет капканы как же зубья их остры
а за ним в лихом канкане 33 чужих сестры
рожи боже что за рожи не враги и не друзья
кто придумал что так можно невозможно и нельзя

ах увы не раздавили или может не того
плачет кошка баскервилей у поганых у болот
не сбежать нам на баркасе память словно решето
и опять печален классик в переплете золотом

раздави теперь попробуй вот под деревом сидит
вот встает - озорно обло препоганое на вид
жвалы выпячены хобот выше ельников/дубрав
розен ..тузен.. в общем оба к твари бросились стремглав

лупят жуткое создание
с крыльев сыпется труха
тузенкранц за процветанье
за культуру - розенбах
за традиции! за буквы!
за порядок за мечту
за сады цветущей брюквы
за соломенный картуз
за стабильность и за слово
за прекрасных дев и дам
и за Че! чтоб бирюзовым
бирюзовым был всегда

крылья мнутся словно шторы звуком капают слова
скоро скоро с косогора покатится голова

тварь вскарабкалась на вишню и свалилась в тень агав
но стоит там третий лишний - прикрывает он врага
гильденстерн там - он на страже шпага острая в руке
неизменен и отважен и не пуганый никем

он прервал стихотворенье по-вахтерски - не пущу!
страшно жить мне в ваше время - время гаеров и щук
так оставим это буйство - вы не трусы я не трус
а за бабочку впишусь я и погладил твари ус

пусть живет - вскричал он пылко пусть летает и парит
пусть всем даст по лесопилке всем излечит гайморит
жизнь пойдет привыкнуть можно ведь и так и так тоска
пусть добро дает таможне фирса отопрет пускай

посмотри она лишь дремлет поцелуем и жива
тут им бабочка немедля помахала парой жвал
вы же только половины поменяйтесь вот и всё
так помиримся и двинем вдруг куда-то занесет

и пошли

и пошли по незабудкам
меж лесов и меж полей
где не ходят и маршрутки
там у бунинских аллей
и по трассе М4
шли неспешно и смеясь
и болтали о шекспире
хармсе шекли тайце я.
через бутово капотню
где пятерки рвется сеть
из вселенской подворотни
на созвездие М6
и под звездным водопадом
через звездную пургу
с ними бабочка-громада
с ними будет всё как надо

я за ними побегу


Конкурсная подборка 86. Виталий Мамай, Тель-Авив (Израиль). "Semper fidelis".

Молли

                         "У черта сильный дублинский акцент".
                          Дж. Джойс

Рыжая Молли худа и нескладна, глаза зеленей долин
древнего Эйре, грудь с кулачок, ладонью накроешь обе.
Рыжая Молли из самых податливых божьих глин.
Это могло стать профессией, но... Оказалось - хобби.
Рыжая Молли училась в школе с портретами римских пап -
длинные юбки, смешки в коридоре, овсянка и катехизис.
"Что ты читаешь, Молли? Йейтса? Это тебе не паб.
Спрячь и будь поскромнее, какие еще стихи здесь?"
Рыжая Молли из Тринити-Колледж знает наперечет
всех, кто умеет слагать сонеты на дублинской пьяной миле.
Рыжая Молли - ангел ночью. С рассветом, конечно, черт.
Будь она человеком, ее бы хоть иногда кормили.
Вечер на Графтон окутал пятничный пряный дух,
саксофонист таращится, дуя немыслимые бемоли.
Старая песня чаще всего лучше новых двух.
В городе ты знаешь только ее. И Молли.


Конкурсная подборка 92. Ренарт Фасхутдинов, Санкт-Петербург (Россия). "Четвертое измерение".

Четвертое измерение

Назову героя, допустим, Жаком (а возможно, Дмитрием, но не суть).
Он идет с работы летящим шагом, по ночным кварталам срезая путь.
Остановка, мост, поворот направо, через парк и к дому – маршрут таков.
Но сегодня в парке торчит орава молодых жестоких сорвиголов.

Я-то знаю, что ожидает Жака: потасовка, кладбище, море слез...
Но терять такого героя жалко. Значит, надо вмешиваться всерьез.
У меня хватает на это власти, потому что авторам можно все.
Я беру не глядя мой верный ластик, провожу по карте – и Жак спасен.

Он меняет курс перед самым парком и шагает долгим кружным путем –
Подворотня, желтый фонарь и арка, драный кот, пустившийся наутек.
Чертыхаясь, Жак огибает ямы, бормоча: "Да что это я творю!",
И выходит, хоть и не очень прямо, к своему подсвеченному двору.

Отведя беду, оседаю в кресле (по идее, спать бы уже давно)
И опять задумываюсь – а есть ли вот такая сила и надо мной,
Чтобы крепкой дланью брала за ворот не забавы ради, а пользы для?
Я смотрю в окно на погасший город и затылком чувствую чей-то взгляд...


Конкурсная подборка 116. Егор Лемек, Самуй (Таиланд). "Белый кролик и не только".

Белый кролик

Это была глупая американская песенка,
длинная американская песенка,
я запомнил из неё одну строку,
тошнотворно повторяющийся рефрен,
который доводил меня до бешенства,
вот он:
white rabbit jumping in a black forest,
white rabbit jumping in a black forest.

Она пела её в самых неподходящих местах и моментах.
Например, когда мы лежали на пляже:
Обездвиженные, раздавленные июльским солнцем,
и река – мутная, теплая, пахнущая прокисшим молоком и рыбой,
пыталась нашептать что-то сокровенное,
но тут она нависала надо мной, некрасиво улыбалась,
обнажая кроличьи передние зубы,
Я знал, что будет дальше.
Сдавливал её рот ладонью –
часто – сильно и больно,
но белый кролик был живуч,
он прыгал в черном лесу
и мычал, пытаясь укусить меня за руку:
white rabbit jumping in a black forest,
white rabbit jumping in a black forest.

Он был с нами везде: в кино, парке, ментовке,
куда попали, стыдно рассказывать за что,
поэтому, не буду.
Мы вообще часто попадали, так, бывало, попадали
(втроем: я, она и белый кролик)
Но всегда выбирались.
Это было нашим квестом.

Когда я уезжал служить – далеко и надолго,
она мне сказала: ты же не думаешь,
что буду тебя ждать? Не думаешь? Вот и славно,
обещаю тебя не дождаться.
И ушла, напевая:
white rabbit jumping in a black forest,
white rabbit jumping in a black forest.

Ушла напевая, ни разу не оглянулась
и обещанье свое сдержала.
Кстати, я ей за это очень благодарен,
Потому что после не встречал женщин,
которые сдерживают свое слово,
и я больше её никогда не видел.
Знакомый сказал, что вроде
она погибла в автодорожке,
где-то под Ивано-Франковском.
Я ему, конечно, не поверил –
с ней ведь форева white rabbit
с неубиваемым оптимизмом.
Скорее всего, она уехала в Америку
(бредила Америкой)

Если в каком-нибудь техасском баре,
Вы будете сидеть, охуевая от жары,
(потому что у них тоже часто в барах не работают кондишки,
как у нас, даже, наверное, чаще)
и вдруг услышите за спиной
её хрипловатый голос, напевающий:
white rabbit jumping in a black forest,
white rabbit jumping in a black forest.

Передайте привет и скажите,
что в черном лесу
очень не хватает eё белого кролика
с неубиваемым оптимизмом.


Конкурсная подборка 9. Дмитрий Близнюк, Харьков (Украина). "Бессонный зверь, я вернулся к тебе".

Фотографии островов

ребенок не научился прятать разочарование.
а лес наполняется снегом, как вены холестерином,
наш домик в деревне — ковчег для четверых и всей свиты:
собака, кошка, нутрии, куры, теленок в закутке.
а лес наполняется снегом, как память — белым мокрым пеплом
прожитого, но почему же я ничего не могу разглядеть?
трактор чистит дорогу мощной клешней, фырчит, тарахтит,
его электроглаза без век и ресниц дрожат, как у краба, на спицах.
зачем я приехал сюда — в холодную белизну — писать новый роман?
улитка с ноутбуком. здесь настоящая зима, ее можно потрогать пальцем,
как спящего гризли, — аккуратно выломав лед в закупоренной берлоге:
чувствуешь запах прели и мокрой псины, ягодное дыхание?
бессонный зверь, я вернулся к тебе,
жить с тобой в гудящем тепле, есть жареную картошку,
цедить сироп твоих золотых волос, просто так касаться тебя —
не ради похоти или продолжения рода,
и разбирать по утрам монотонный бубнеж вьюги.
я смотрю на зиму из твоего лица. все мы прячемся
за толщей стекол-одиночеств, смотрим в иллюминаторы,
и зимняя ночь проплывает мимо, и над нами словно круизный лайнер —
там созвездия-миллионеры пьют квазарный сок
и щебечут непонятные фразы на языке черных дыр.
а лес наполняется нашими стеклянными трофеями, статуями,
милым бессмыслием. мельтешат белые хлопья,
но не твои ресницы — осмысленные жнецы с шелком, серпами и сажей.
все эти воспоминания — фотографии островов.
на некоторых есть мы.
но мировая необитаемость сводит с ума, и я уже смотрю на мир
в прошедшем времени, как звезда, испустившая свет,
и свет вернулся к звезде, отраженный от будущей монолитной тьмы.
любимая, мы одни. и лисица кричит в лесу — так издает писк
наш старенький картридж на принтере.
распечатай же зимние вечера, где есть мы, наша семья,
пока зимний лес заполняет меня.
сколько же священной голодной пустоты
(снаружи и внутри),
готовой принять любой осмысленный хлам, звук, лик.