Насилие

Насилие - это страшная,
мерзкая штука.
И не вправе никто
поднимать свою руку
на меня, на тебя, на неё.
И не правда, что любит, раз бьёт.

Насилие бывает негромким...
Но ведёт точно к тем же поломкам
наших душ, наших тел, наших "я".
Там, где насилие, там уже не семья.

Об этом обычно сложно сказать,
ведь гораздо легче считать
оттенки синего, жёлтого, лилового,
чем от самых близких вдруг
узнать о себе много нового:

что ты дура, сама виновата, куда ты пойдёшь
с ребёнком, котёнком, и ипотекой на двадцать
лет?

Нет, нет, нет.
Лучше стерпеть.
И вообще:
он обещал перестать...
Или...стоп.
Он перестал обещать!

Насилие созависимо.
Вроде ты, но не ты сама.
Вроде он, но не он,
а какой-то чужой,
не родной,
вот не тот, с кем из рук голубей
выпускали у ЗАГСа.
А теперь только просишь: "не бей",
и вообще вся какая-то плакса.

Насилие - это очень медленная форма
смерти.
Если вам про это рассказали - поверьте!
Помогите тому, кто вам это открыл,
предоставьте любой, даже мизерный тыл.
Да просто, в конце концов, скажите:
"Я рядом. Ты слышишь?
Я чувствую, как тебе стыдно и страшно
и как ты всем этим дышишь...
Я тебя не виню, не стыжу и не осуждаю,
на твоём месте могла быть любая.
Так бездарно пропасть задарма...
А теперь на счёт три
мы резко начнём вылазить из этого
дерьма.

Но это не будет быстро,
легко и безболезненно,
не забывай, что ты всего лишь женщина.
Точнее, целая женщина!
Цельная женщина!
По фиг на трещины.
Главное, есть что склеивать.
А значит, не поздно начать
жить без боли и страха,
без насилия,
и никаких больше "или".
Только Любовь.

Тридцать лет

Мне на днях исполнилось тридцать лет,
и вы знаете...
Ничего не случилось!
Не затикали часики быстрее, нет.
Я даже сама удивилась.
Побежала к зеркалу, в ванную
посмотреть на "межбровку",
стала ли глубже,
а то время - это та ещё воровка...
Но, блин, не стало хуже!
Думаю, может, волосы поседели,
но это вообще трудно проверить,
я же блондинка,
и тут я так повеселела:
замечательная вырисовывается картинка.

Значит, в тридцать лет
ты и не стареешь вовсе.
Выходит, старость идёт не оттуда.
Не на голове, а на сердце проседь.
Например, когда больше не веришь в чудо.

Когда появляется брюшко уныния
и второй подбородок пессимизма,
и вот уже отныне
ты смотришь через усталости призму.

Лысеет не череп,
а ресурс к миру доверия,
и лишний вес не килограммов,
а от чувства вины...
Когда кажутся закрытыми
все двери
и сожженными мосты...

Но это может случиться и в двадцать,
привязочка к возрасту - так себе логика,
просто резко накрыло и "бац" так!
Этот момент проходили многие.

Мне исполнилось тридцать лет.
Тридцать, "тридцатник", четвертый десяток, блин!
Если вам двадцать девять, вы не поймёте, нет.
А вот если вам уже тридцать один...

Ладно, без шуток, мне хорошо.
Классно, кайфово, не страшно, наполнено.
Столько всего уже было, прошло!
Столько всего ещё не исполнено.

Тридцать - не сорок, а сорок - не сто,
может, не мерить уже десятками?
Просто жить, просто любить,
всё же про-сто!
И пусть его время сверкает пятками.

Я напомню отсюда, из своих тридцати:
оказалось, это совсем не страшно,
и я хочу ещё долго идти,
чтоб сказать потом внукам однажды:

"Тридцать, хе-хе! Да вы же юнцы!
Это же только закончилось детство,
вы же не все ещё даже отцы,
хотя и вполне для этого ответственны..."

Ладно, к финалу мой монолог,
а то заболталась тут, тридцатилетняя.
Тёмный уже небес потолок,
и прохлада совсем не летняя...

Мне на днях исполнилось тридцать лет.
И знаете, что-то всё же случилось!
В глазах моих стал ярче свет.
И сердце громче забилось.

Прикладываем линейку

Прикладываем линейку,
щуримся,
делим на три.
Вставить свои две копейки -
наше право,
неотъемлемое,
черт нас дери.
Взвешиваем,
но не свои слова,
а чужие поступки.
Наизусть помним права,
не умея идти на уступки.
Так и носимся со своими лекалами,
как неумелый портной.
Боимся показаться отсталыми,
по факту, каждый первый - больной.

Есть, говорят, где-то средство,
прописана каждая строчка,
но скучно, не интересно,
и слишком много листочков.
Слишком много морали там,
рвотный рефлекс вызывает.
А мы и так все устали,
чтобы ещё быть праведными.