Бирюлька и Ложь

Как поёт лунный брахман над серой рекой,
Ни на Ом не нарушив хрустальный покой
Голых рыцарей пыльного спальника,
Так и ты на моих волосатых ушах
Сушишь вёсла с лапшой и растешь на дрожжах,
Миг назад ещё будучи маленькой, -

Проникая дурманом в моё бытие,
Расставляешь все точки над i да над е,
Разбираешь меня по кирпичикам,
Проявляешь без спроса сплошной негатив
И меняешь затёртый до дыр лейтмотив,
Ты мне стул, мол, а я тебе - ситечко, -

Белоснежка, суккубус, святейшая Ложь,
Я б тебя раздавил как заправскую вошь,
Я б прозрел, удавив тебя, гадину,
Только кто же тогда объяснит, что не зря
Подо мною, болезным, кружится Земля,
И утешит бирюльку напраслиной?

Аутофагия

Старуха в крепдешиновом футляре
Одаривает палочкой волшебной,
Из щедрости - двумя, ибо сподручней
Откушать дички - свежей ли, во кляре;
Пиявкой, Уроборосом Целебным
Глодать, где пожирнее да погуще -

Ни соуса не надо, ни солений.
Зачерпывай на радостях ущербных
Себя в себе во "хлеб", а тем - во "зрелищ!",
Во славу всех грядущих поколений!
Да не иссякнут бросовы хвалебны,
Живи, курилка, самоедный светоч,

Звездой во лбу, старухе на потеху,
Оставив неглубокую зарубку
На древе, местечковом и обрыдлом
(глубокую - не к месту и не к спеху..).

Абстрактный Родион заносит руку
И множит, множит головы у Гидры.

Взаправда

..и мне бродить по пустырям с тобой, где ветер в рукавах
меняет голь мою на /как-тебя-терпеть-тебя-терять/
и примерять седой висок на жидкий слева лоскуток
что экивок твоя печаль на неулыбочный взначай
на разродившийся левкой тобой таким до пят тобой
где я Взаправду выдавал за контрабандный лом-металл
смотрел как дерево растёт на пустыре из года в год
из-ряду-в-вон/из-ыди-в-ведь и веди с ижицей посре-
ди небо зырило дырой и в нёбе ширилось корой
коростой, кройкой и шитьём, непригождённым бытиём
где ты со мной на пустыре - горящим деревом во мгле