Строчка поздней любви, как беда, кровоточит...

             Посвящается памяти Вероники Тушновой и Александра Яшина

(сложное рондо)

Строчка поздней любви, как беда, кровоточит,
Отвергается разум в угоду надежде,
Разбивается вдребезги прочное прежде,
И сгорают поэты до траурных точек,
Кто на пламя любви полететь вновь захочет.
Видно счастья лимит у обоих издержан,
Но в стихах появляется ярости стержень,
Пробивающий бронь у сердец оболочек-
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.

Стих от страсти кипит – на судьбу он рассержен,
От тоски по любимому сладостно нежен.
В нём лелеется чувства коварный расточек,
Что минутами встреч без конца озабочен,
Отвергается разум в угоду надежде.

Не любившему трудно понять их невежде,
Что в любви каждый день удивительно сочен,
Что кружит колдовство поразительных строчек.
Чтобы чувств океан стал предельно безбрежен,
Разбивается вдребезги прочное прежде.

Не созреют плоды из цветов поздних почек,
Их удел - на плите между датами прочерк,
В прочем, смертный итог для людей неизбежен,
Но мечтать даже в зрелости каждый подвержен,
И сгорают поэты до траурных точек –
Строчка поздней любви, как беда, кровоточит.

В строчках светлых живёт православная Русь...

          Вот потому я Русь и славлю
          И в срок готов приять и снесть
          И глупый смех, и злую травлю,
          И гибели лихую весть!
                                     Сергей Клычков

(сложное рондо)

В строчке светлой живёт православная Русь,
Что веками мечтала о счастье и воле:
Урожаем манило кормилица-поле.
Деревенская песня – сердечная грусть
Не смолкает, живя в поколениях уст,
От трудов чьих рубахи белели от соли,
Кто невзгоды судьбы непрестанно бороли,
Чей девиз: «Непременно ещё поднимусь!»
В строчке светлой живёт православная Русь.

Деревенских поэтов не помнили в школе –
Их в тридцатых расстрелы в стране пропололи.
Лютовала по сёлам ленивая гнусь,
И от боли замолкла забитая глушь,
Что веками мечтала о счастье и воле.

Сколько судеб растёрто в военном помоле,
Напряженья страны долго слышался хруст,
Но деревня смогла этот выдержать груз.
Неизменно одно в хлебопашенной доле -
Урожаем манило кормилица-поле.

Без мечты и поэзии мир пресно пуст,
Про родительский дом знаем стих наизусть.
Если корчит, приятель, от памятной боли
Помогает царица домашних застолий -
Деревенская песня – сердечная грусть.
В строчке светлой живёт православная Русь,

Я вспоминаю будуший полёт...

Я вспоминаю будущий полёт:
На Питере чахоточный румянец,
Туман сползает с Пулковских высот,
Но ясные картины пишет память.
На Кронверке из прошлого фокстрот -
Трубой хрипит заезжий африканец,
И почему-то рой фальшивых нот
Мне душу, словно пчёлы, больно ранит.

Ночной Невы поток мелово бел,
На нём бредёт с экскурсией трамвайчик.
Пропитанный стихами город пел,
Что я к жене прижался, словно мальчик.
А героини Цвейговских новелл
Сиренами зовут: «Иди к нам, зайчик.»
От жаркого соблазна отупел,
Как якорь, зажимаю тонкий пальчик.

Имперский город - славный лицемер,
Его легенды словно паутина:
Фасадный лоск нисколько не померк,
А во дворах печальная картина.
Жизнь потихоньку съела круговерть
А старость, как змея, неумолима.
Супруги неожиданная смерть -
И ты уже не чья-то половина...

Я вспоминаю будущий полёт...