От неистовой сказки начальных времён,
От ужасных рождений и бурь неизбежных
Нам остался разорванный белый хитон,
Что лежит, развеваясь, на скалах прибрежных.

На зелёную землю однажды придя,
Мы бродили по ней, как по древнему храму.
Лес шумел, и прохладные струны дождя
Натянул Аполлон на небесную раму.

А потом только ветер хлестал по лицу.
Жизнь прошла, будто сон одинокий приснился.
И вакханки меня окружили в лесу:
«Пей, Орфей, поклоняйся лозе Диониса!»

Выбор правит мужчиной, а жребий толпой.
Выбираем судьбу, как струну для кифары.
«Пей, Орфей», говорили вы мне, или «пой»?
Пел Орфей, и седые деревья кивали.

Столько мощи и меры у каждой строфы,
Что становится эхом земная обида.
Эта музыка больше самой пустоты,
Глубже бедных угодий Аида.

Эвридика! Никто не вернётся назад.
Сколько адского пепла на платье налипло!
К лире тянутся мёртвые руки. Сказать? –
Эта музыка выше Олимпа.

Там звенит под ногами нетленная медь,
Голоса растворяются в облаке винном,
В чашах терпкую кровь подаёт Ганимед
Похотливым богам и коварным богиням.

Между Небом и Тартаром, льдом и огнём,
В облетающей роще блаженных свиданий
Мы с тобой пировали и спали вдвоём,
Будто не было этих могучих созданий.

И когда я спустился в могилу твою,
Лёгкой тенью на листьях встречала меня ты.
После музыки тихо в подлунном краю,
Только пляшут со смертью менады.