И хлопнет дверь. И стёкла задрожат.
И отразятся эхом в этажах.
А стая голубей порхнёт на крышу
в испуге ли, в преддверии беды…
Всё станет дымом, горьким и седым,
воспоминаний прошлых, пришлых, лишних…

Твержу себе: из тысячи причин
бери одну, башкой своей стучи
о дверь в неповоротливое лето.
Иди ва-банк, в десятку попадай,
раздай соседям слабенький wi-fi,
рискни в трамвай, жалея на билеты.
Желая то и это, и ещё…

Состроив морду мятым кирпичом,
трясусь в пустом вагоне до конечной.
Перебираю лапками подол,
исследуя то поперёк, то вдоль
родную боль, что лечит и не лечит…
Аэропорт, облезлый самолёт,
где время остановится моё…
Зачем, куда лечу? – Да бес попутал!
Картонный кофе, пластиковый Nuts,
хоть можно граммов сто на грудь принять
и провалиться в сон с улыбкой Будды.
Там уток караван летит на юг. –
Меня заочно утки узнают.
Поют «аминь». Поют…
Плевать на уток! –
кричу: сожги всё к чёрту / догори
сама на дне спасительной зари,
ныряя в бесконечный Промежуток.

Разнеженное утро, пёс, балкон
в чужом краю с чужим, кто не влюблён
в тебя. И в силу долга ли, причуды
ты всё ему до капли отдаёшь,
но по ночам испытываешь дрожь… –
Не трепет, не дыхания пунктир,
не плоть от плоти, хоть и во плоти,
не здесь, не по тому пути…
Покуда
не стала наковальней голова,
могильным склепом – стылая кровать
где не найти друг в друге соучастья.

Тащи на свет любую из причин
и не ищи подвоха, не кричи.

Лечи ожоги. Или рвись. На части.