Каждый голос о своем молит,
но звук идет вверх неодинаков.
Необъяснима как усушка, разбухание привлекательность,
она воды мокрее и лака глаже.
Даже в старом скарбе,
немудреном, что за плечом лежит,
есть яркость, как в сердце,
если вид его не вульгарен. Видят боги.
Двенадцать месяцев с ним сидят рядом,
им зачтется,
в костровой высокой вони,
огонь агонии
им поперхнется,
не разовьется, что не от души.
Необъяснима также дыма легкость,
и молода и, вместе, седовласа,
прячась, корячась,
смотри на синее пламя,
сиди и смотри на него, горит покамест.