* * *

Седой хозяин времени, смотри,
Как память ловит дурака на слове,
Как чудится, что плавают внутри
Два челнока по загустевшей крови.

Две лодочки по призрачной реке
Ползут, огнями сонными мигая.
Одна из них причалит налегке
И доверху загружена другая.

Река – не суша, выбор небогат.
Вдоль тесных берегов, на глади ржавой
То зарево пожара, то закат,
То флаги над разрушенной державой.

* * *

Спи, не рассказывай белый секрет,
Вздрагивай – от холодов не спасут
Старенькой мантии клочья,

Платишь ли деньги за воздух и свет,
Пишешь ли письма в газету и суд,
Ставишь ли музыку ночью.

Разве что, если до мяса продрог,
Чайник с тифоном и чай гостевой,
Чистого жара червонцы.

Разве что мелочи – гвоздик, совок,
Песня и плач за молочной стеной,
Туфли, как чёрные овцы.

Воет метель за щелястым окном,
Зимняя улица в толстом снегу,
Ветер из волчьей утробы.

Маленький мир, неустроенный дом
В заговорённом неровном кругу,
Выше Рифея сугробы.

Кланяйся власти, молись нищете –
Две повивальные бабки потом
Вынут тебя из купели.

Что за слеза у тебя на щеке,
Капля весенней капели?

* * *

Склонился на чёрной парче Геркулес
Над ярко искрящимся змеем:
Лежат под ногами осколки чудес,
Но мы ни кусочка не склеим.

Стоит среди неба слепец Орион,
Охотник с натянутым луком,
Как будто бы ждёт, что ловушка времён
Захлопнется с мертвенным стуком.

Ещё не построен аттический мост,
Но в душные выси взгляните:
Безумный профессор над пропастью звёзд
Бежит по натянутой нити.

В лицо ему дышит колодезный мрак –
Пьянит и пугает колодец.
Охотник спускает небесных собак,
Но держится канатоходец.

Спасает его неизвестность в конце,
За плечи берёт невозможность,
Пусть боги дают обезьяний концерт
И щёлкают лезвия ножниц.

А впрочем, не только ему суждена
Опасная эта забава:
И мы из густого ночного вина,
И мы из блестящего сплава.